– Слышь, ты, я уже сказал, проехали. Кстати, как-то в этом роде я себе это все и представлял. Да, как у тебя с наличностью?

– Ну…

– Ясно, вот держи, тут пятнашка, особо не фуфырь, я тебе не Абрамович.

– Ой, правда, что ли? – У Вероники, по детски заблестели зеленоватые глаза. – Прямо просто так?!

– Ну не совсем… – деловито, по-хозяйски, потянулся я и отхлебнул еще немного водки, – придется отработать.

Причем, несмотря на чистоту помыслов, я все равно чувствовал себя каким-то латиноамериканским сутенером. И обязательно потным, грязным, в вонючих оранжевых носках. В зеленую полосочку.

– Что, прямо здесь? – Вероника погрустнела, но начала деловито осматривать параметры скамейки, окна и балконы вокруг, видимо, на предмет несанкционируемого наблюдения за процессом.

– Дура! Я тебе книжки принес! Будешь в свободное время, чтоб на это самое, нагулянство, не тянуло, книжки читать! Потом расскажешь о прочитанном. Вот тебе чеховская «Каштанка», вот Джек Лондон «Сердца трех». Это совсем просто, дурацкий фильм с Жигуновым наверняка видела. А вот ранние рассказы Бунина, там про любовь, и вообще, язык. Да, кстати, – вдруг спохватился я, – а ты читать-то вообще умеешь? А то кто его знает, ваше поколение.

– Ты что, Коля, я очень люблю читать!

– Ну и чего ты читаешь, просто интересно?

– Как чего?! «Лизу», «Семь дней», этот, как его, клевый такой, а-а, «Отдохни!».

– Ну, все понятно. А книги-то какие-нибудь в руки брала?

– Конечно, – легко ответила Вероника, облизывая очередное мороженое, – Гюстав Флобер, «Воспитание чувств». – Продолжила нараспев: «Ее соломенная шляпка с перламутровым отливом была отделана черным кружевом. Капюшон бурнуса развевался на ветру, от солнца она закрывалась лиловым атласным зонтиком, островерхим, как кровля пагоды.

– Что за прелесть эти пальчики! – сказал Фредерик, тихонько взяв ее левую руку, украшенную золотым браслетом в виде цепочки. – Премилая вещица! Откуда она у вас?

– О! Она у меня давно, – ответила Капитанша.

Молодой человек ничего не возразил на эти лицемерные слова. Он предпочел «воспользоваться случаем». Все еще держа кисть ее руки, он прильнул к ней губами между перчаткой и рукавом».

Могу дальше, – искренне радуясь произведенному на меня впечатлению, улыбалась Вероника.

– Не надо!!!

Да-а, впечатление на меня было произведено! Дурацкое слово «неизгладимое» в этом случае было совершенно уместно. Я бы еще добавил – «ошарашивающее». Есть еще одно ценное русское выражение: «оторопь взяла»! Вот это, пожалуй, самая точная характеристика моего состояния!

В удивительном состоянии задвига я встал и довольно четким шагом направился за угол. Вероника привстала.

– Сидеть! Ждать!

Направляясь, естественно, в ближайший винный, ну, туда, через двор, направо, я пытался отмотыжить мозги: «Значит, так, эта безмозглая шлюшка из провинции читает наизусть Флобера. Так. А я пытаюсь заняться ее образованием и воспитанием. Так. Чушь какая-то!»

Полбутылки вермута я заглотил на обратном пути. Вероника, как зайчик, сидела на лавочке.

– Значит, так: вранье и прочие сказки венского леса – вон! Откуда ты взялась такая умная, что наизусть читаешь Флобера?! Я, может, и сам в детстве читал его. И даже в армии, на сержантские двенадцать рублей, в увольнении купил его собрание сочинений. Сдуру. А знаешь, как тогда хотелось пива, или этого, ну, мороженого! Но сейчас, правда, я плохо помню, о чем там речь. Так, какие-то вспышки памяти о нелегкой буржуазной жизни девятнадцатого века. Но это не важно. Мне тогда понравилось. Опять же он дружил с Тургеневым, которого я уважаю. Слушай, может, ты между делом вундеркинд и экстерном закончила литературный институт с красным дипломом?! А тут передо мной польку-бабочку под дурочку выкаблучиваешь?!

– Ой, Коленька, я не хотела тебя обидеть! Тут вот какое дело. Просто у нас в деревне, дома, у бабушки, была единственная книжка. Флобер. «Воспитание чувств». Ее бабушка на скамеечке на станции когда-то нашла. Ну и по ней, когда я была маленькой, она меня читать учила. И писать. Я с тех пор ее наизусть знаю. Хочешь, еще чего-нибудь из нее прочитаю?

– Упаси господи! – хлебал я уже вовсю вермутянского. – Знаешь, Вероник, а все же любопытно, как же повлияло на твое падение описание дам полусвета в романах Флобера… Да-а, можешь не отвечать, и так ясно. Ничего страшного. Хотя ситуация с тобой прелюбопытная. Надо же, Флобер! Знаешь, а на меня в свое время сильно наложил отпечаток писатель Гашек со своим безумным Швейком. Когда в детстве я много болел, родная мама, чтоб не ныл, по доброте душевной читала мне именно Ярослава Гашека. Почему, непонятно. Так вот, я считаю, да уверен, что вбитые в мой нежный организм, вместе с пилюлями, строки про раздолбайство бравого солдата со своими приятелями сыграли огромную роль в моей жизни! Так что, милая Вероника, мы с тобой жертвы тлетворного влияния мировой литературы!

– Зря ты, Коля, так. Я очень люблю эту книжку.

– Да все нормально, – добивал уже литруху вермута я. Что-то в последнее время вермут какой-то подростковый стал, раз-раз, и пусто. – Все нормально, просто на самом деле я категорически не знаю, даже не представляю, как тебя перевоспитывать. И главное, зачем. И кому это нужно? Тебе? Мне? Все это попахивает таким откровенным, даже не тихим, а громоподобным умопомешательством. Понимаешь, Вероника, – я уже хлюпал носом от жалости к собственной персоне, – бывают просто идиоты, это более-менее нормально, типа ну что поделаешь! А я идиот с напором! Причем устаревшей конструкции. Какой кошмар!

Деловая Вероника, чувствуется все-таки провинциальная хватка выживаемости, уже выловила тачку и волокла меня к ней. Рядом с палисадником у дурацкого Ленина я жирно и точно вляпался в собачье дерьмо, обильно удобряющее газоны.

«Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше…» – вспомнились незабвенные строки Маяковского. Вот ведь глыба, вот провидец! Как он мог предугадать, что уже в ХХI веке я буду пытаться очистить ботинки от собачьего дерьма прямо под памятником Ленину?!

В ту ночь я долго и нудно кувыркался на собственном диване. В затяжном прыжке между сном и реальностью надо мной громоздился каменный гость в виде Гюстава Флобера. Причем как выглядит этот самый Флобер, было не видно. Но я наверняка знал, что это он, гад.

– Во-от, Коленька, знаешь ли ты, что алкоголь сыграл громадную роль в развитии человечества? К примеру, для хирургических операций. Ну, чтобы бобо не было. Чтобы индивидуум не кончился на больничной койке, какой-нибудь доктор Боткин давал ему пару стаканов спиртяги и для надежности брякал по башке специальной колотушкой. После чего пациента можно было резать вдоль и поперек циркулярной пилой. Ну, скажи, с какой такой фантазии ты поволок барышню по ленинским местам?! Совсем с ума сбрендил?

– Господи, да отстаньте вы от меня с этой чертовой пьянкой, – бился в потнике я.