— Кто стрелял, я хочу знать имя, — сказал Маттео.

Маттео весь дрожал от возбуждения. Все время, пока инспектор излагал ему свою версию, он от нетерпения притоптывал ногой.

Инспектор не ответил. Он медленно поднял глаза на собеседника и спросил:

— Зачем вам оно, синьор Де Ниттис?

Маттео на секунду заколебался. В свою очередь он взвесил, что можно сказать этому человеку и о чем лучше умолчать. Способен ли тот его понять? Ему показалось, что да, и тогда он ответил со сверкающими от бешенства глазами:

— Я хочу найти человека, который это сделал. И наказать его.

— Вы в этом уверены? — спросил инспектор.

И Маттео понял, что правильно сделал, ответив откровенно. Полицейский принял его слова как должное, вероятно, с самого начала почувствовал его настрой, и в каком-то смысле такой разговор был ему по душе. Уж куда лучше, чем рыдающий отец, который только и делает, что стонет, цепляясь за его пиджак. А сейчас, по крайней мере, они говорили как мужчина с мужчиной.

— Ведь мне придется арестовать вас, — заговорил тот с явной симпатией в голосе, — и вы кончите жизнь в тюрьме, среди тех, кто разрушил вашу жизнь. Вы стоите большего, синьор Де Ниттис.

— Меня попросила об этом жена, — отрезал Маттео.

Инспектор замер. Этот ответ, по всей видимости, ошеломил его. Он опустил глаза, чтобы не выдать своего смятения. Потом встал, на лице его промелькнула улыбка, и он пошел к выходу, не сказав больше ни слова.

— Что с тобой?

Маттео только что вернулся. Он застал Джулиану на кухне всю в слезах. Он понимал, что вопрос его лишен всякого смысла. Он и так хорошо знал, что с ней и почему она плачет. Всего несколько минут назад она спокойно готовила ужин. Стол был накрыт. Вода для пасты закипала. И вдруг на нее что-то накатило. Вокруг все померкло, осталось одно горе. Так это и происходило. После смерти Пиппо они то и дело впадали в отчаяние, оно настигало их неожиданно, когда они меньше всего этого ожидали. Он хорошо знал, почему у его жены появились морщинки вокруг глаз.

— Что с тобой?

Он все же повторил свой вопрос, чтобы вывести ее из оцепенения. Она взглянула на него и печально улыбнулась. В это мгновение она видела своего прежнего мужа. Он так ласково заговорил с ней, и во взгляде, обращенном к ней, читалось такое беспокойство, она давно отвыкла от всего этого. С некоторых пор они стали друг для друга, как безликие тени, и уже то, что он просто проявил к ней внимание, задавая и повторяя свой вопрос, — встревожился, посочувствовал — потрясло ее. Она улыбнулась сквозь слезы.

— Я больше не могу, — просто сказала она.

Маттео сел и взял ее за руку. Он ничего не сказал, и она была признательна ему за это. Он все равно не смог бы ее утешить, и такая попытка только усугубила бы ее страдания. Хорошо, что он промолчал. И она постепенно успокоилась. Тихонько приникла к его груди.

— Верни мне сына, Маттео — сказала она странным голосом, слабым, но твердым. — Почему ты не идешь за ним?

И опять всхлипнула. И опять он ничего не сказал, и она мысленно поблагодарила его, что он не смеется над ней, не говорит, что это невозможно, — а просто чуть сильнее привлекает к себе. Она открыла мужу самую сокровенную свою мечту, безумное желание вернуть сына назад, чтобы хоть еще один раз снова прижать его к себе, надышаться его запахом.

— Они убили нас, Маттео, — добавила она. — Смерть здесь. В нас. И вокруг. Она забралась к нам внутрь, и ее оттуда не выгнать.

— Он свое получит! — отвечал Маттео, и в его голосе зазвучала не свойственная ему жесткость.

Им снова овладела мысль о мести. Может, это и не успокоит ее, но по крайней мере сблизит их. А что еще могло их объединить — лишь общая ненависть к врагу.

— Клянусь тебе, Джулиана. Он свое получит.

И они закрыли глаза, чтобы в полной мере насладиться этой мыслью, предвкушая свое горькое торжество.

Некоторое время спустя он получил письмо. Обнаружив его в ящике, он сразу понял, что письмо это необычное, и, поднимаясь по лестнице, вертел его в руках с нетерпением и тревогой.

Он вскрыл его, только когда сел за кухонный стол. В конверте не было ничего, кроме фотографии. Ни письма, ни клочка бумажки, ни подписи, только эта старая фотография с потрепанными углами, слегка надорванная с краю, старая черно-белая фотография мужчины в полный рост, смотрящего в объектив со снисходительно-вызывающим видом. Его лицо было обведено ручкой, добавлено имя: «Тото Кулаччо» и адрес: «Переулок Джиганти, 7».

Маттео долго сидел на стуле, держа фотографию в руках. Он улыбался. Ему было совершенно все равно, кто послал ему это письмо. Это мог быть кто угодно. Инспектор, с которым он встречался и в котором вдруг проснулась совесть, кто-то из соседей, вообще не знакомый ему человек — какая разница. Он об этом даже не думал. Смотрел на фотографию и понимал, что смотрит на убийцу сына. Чтобы это понять, ему не требовались никакие объяснения. Тото Кулаччо. Значит, это он. Теперь оставалось только отыскать его и вспороть ему брюхо.

Перед тем как уйти, он намеренно оставил фотографию на кухонном столе. Сегодня он не будет сидеть дома. И хотел, чтобы Джулиана нашла фотографию, здесь, в тишине их квартиры, и чтобы у нее было время и возможность отдаться мыслям о мести.

Он пошел к рынку Форчелла. Он все твердил про себя имя убийцы и улыбался. Затесавшись в толпу, заполонившую улочки, он оказался в вопящем и истекающем потом Неаполе. На рынке Форчелла невозможно было протолкнуться, все тротуары были заставлены десятками палаток. Неаполитанцы торговали рыбой, фруктами и овощами, посудой и одеждой. Чуть дальше азиаты — игрушками и обувью: босоножками разных фасонов и всех цветов радуги. Еще дальше негры толкали огромные прилавки на колесиках, заваленные купальниками и майками. Прямо на тротуаре шла подпольная торговля — сумки и очки, подделанные под известные бренды. Самые бедные торговцы, скорее всего, пакистанцы, раскладывали на тротуарах плакаты, постеры с изображениями котят или дельфинов, фотографии американских звезд или итальянских футболистов. Здесь можно было найти все что угодно. Жители окрестных домов приходили сюда за продуктами, одеждой, просто прогуляться, рассчитаться с кредиторами или подработать. Маттео пробирался сквозь хаотичное нагромождение прилавков, непрерывно думая об этом человеке, который тоже наверняка сейчас здесь, на этих самых улочках. Возможно, они только что разминулись. Возможно, они оба слышали, как надрывается мясник, привлекая покупателей свежестью своего товара. Тото Кулаччо. Маттео хмелел от одного этого имени. Он мог бы прокричать это имя что есть силы, но пока смаковал его про себя.

Вернувшись домой под вечер, он застал Джулиану на кухне. Стол был накрыт. Фотография оставалась на прежнем месте, на самом виду. Конечно, Джулиана, как только вошла на кухню, мгновенно заметила ее, повертела в руках, рассмотрела, пылая злобой. И она тоже сразу поняла, чья эта фотография, положила на прежнее место и стала ждать Маттео, чтобы вместе порадоваться успеху.