Затем последовало коварное затишье. Дивизия, где был Тимофей Григорьевич, как и многие другие, была расформирована. Всех отпустили домой, а отца вызвали в политуправление и некто Голубев вновь предложил ему продолжить военное образование на шестимесячных курсах при академии военно-инженерных войск. Окончание курсов давало бы отцу право получить звание комбрига инженерных войск и носить один ромб, т. е. он перешел бы в категорию высшего начальствующего состава. Комбриг того времени соответствовал нынешнему генерал-майору. Но, несмотря на настоятельное предложение и даже некоторое давление, Тимофей Григорьевич категорически отказался от этого вроде бы заманчивого предложения. И никогда не жалел. Будучи родом из казаков, весьма уважал военную профессию, но куда больше его тянуло в инженерную науку.

Итак, отказавшись от совершенствования своей военной квалификации, отец вернулся к мирной деятельности. Однако тут началась война. Был отрезан крупнейший железорудный бассейн – Кривой Рог, а вместе с ним и прилегавший к нему – марганцевый бассейн, основные поставщики металлургического сырья для заводов Юга. Тяжелая промышленность Донбасса и других районов страны оказалась в критическом положении. Надо было искать выход и, как временная мера, он был найден.

В Донбассе со времен начала эксплуатации юзовских доменных печей на свалках накопились сотни миллионов тонн колошниковой пыли, с большим содержанием железа. Собственно, это была та же железная руда, но в виде пыли. Было дано задание использовать запасы колошниковой пыли для доменных печей. К решению этой проблемы был привлечен и отец.

Он и его сотрудники разработали два направления использования колошниковой пыли в качестве сырья для домен. Первое направление было осуществлено на Моспинской брикетной фабрике в Донбассе. Плавка металла с участием этих брикетов дала удовлетворительные результаты. Однако приблизился фронт. Всё было брошено, и город Сталино (Донецк) был сдан немцам без боя. В такой критический момент некоторые руководители из-за своей трусости первыми начали всё бросать и бежать на Восток. Несмотря на стремительное наступление врага, часть предприятий и организаций всё же сумели более или менее организованно покинуть город. Но руководители комбината позаботились только о себе.

Папа рассказывал мне подробно – что творилось в те дни в Сталино. Сотрудникам комбината, где отец работал, было сказано явиться рано утром на вокзал для эвакуации. Иметь при себе только самое необходимое и только в одном вещевом мешке. В назначенное время все пришли на вокзал. Однако на железнодорожных путях никакого эшелона не оказалось. Люди заметались, стали узнавать – в чем дело. Путейцы сказали, что эшелон действительно был здесь, однако ушел на Восток уже три часа тому назад. В него погрузилось только руководство комбината с семьями, заполнив до отказа вагоны мебелью, скарбом, большим количеством чемоданов. Загрузили даже рояль. В итоге получилось, что остальных сотрудников попросту бросили на произвол судьбы. При этом – беззастенчиво обманули, назначив всем непосвященным явиться на вокзал уже тогда, когда эшелон уйдет. Толпа стояла в растерянности. Вдали слышалась громкая артиллерийская канонада. Люди разделились на две группы. Значительная часть решила уходить пешком по рельсам на Восток, за отступающей нашей армией. Другая часть, заметно меньшая, решила остаться в городе. Среди последних был и мой папа. Он вернулся домой. Как стало известно потом, почти все, кто ушел тогда с опустевшего вокзала на Восток, погибли, попав под удар танковой немецкой дивизии, уже обошедшей город с флангов. Так спасся мой отец.

Итак, Тимофей Григорьевич оказался на оккупированной немцами территории. Что делать? Чем жить? Первые шесть месяцев он кое-как находил пропитание. Основным источником продуктов была деревня. Но вот кончились вещи, которые можно было пустить в обмен на продукты, тем более, что еще раньше лучшая часть его вещей (как и у других жителей) была конфискована для немецкой армии. Вместо отобранных вещей и мебели немцы выдавали написанные от руки и никем не заверенные расписки. Тогда отец поступил на Рутченковский коксохимзавод в городе Сталино. Получил карточки. Появилась возможность хоть кое-как питаться. Надо отметить, что Рутченковский завод должен был быть взорван при отступлении. Но это сделали лишь частично. Кроме того, в цехах было оставлено значительное количество горючего и материалов, которые немцы быстро переработали в горючее для автотранспорта.

Несмотря на небольшие разрушения и значительные усилия немцев, восстановить завод так и не удалось. Все рабочие и начальники участков были очень пассивны. Ходили на работу только ради получения пайка. Более того, было немало случаев порчи оборудования и саботажа. Вообще, население на оккупированной территории Донбасса встретило немцев враждебно.

Наконец, Донбасс был освобожден. С приходом наших войск началась массовая проверка тех людей, которые, оказавшись на оккупированной территории, в той или иной мере способствовали немцам. Те, кто проявляли заметную активность и участвовали в оккупационных органах управления, полиции и играли там значительную роль, были сразу репрессированы.

Все инженерно-технические работники тоже проверялись органами безопасности. Те, кто работали на заводе в качестве начальника цеха, участка или в руководстве завода, и если их цех, участок был при немцах восстановлен, тоже репрессировались или направлялись в штрафные роты на фронт. Подвергался проверке и мой отец. Ведь он был начальником углеподготовительного цеха и, естественно, ожидал сурового наказания. Однако, получилось не так. В органах безопасности отца долго допрашивали и особенно интересовались рабочими, бывшими под его начальством. Отец дал им самую хорошую характеристику, объяснил, почему при немцах не был восстановлен цех. И, как ни странно, его отпустили. Это было для него неожиданным. Всё разъяснилось, когда отец при выходе из кабинета, где его допрашивали, встретился с работником органов безопасности Даниленко, в прошлом – студентом института, где учился отец. Он кончал позже, но отца знал хорошо. Даниленко сказал, что отец своей свободой обязан своему поведению в оккупации и тем рабочим, которым оказывал помощь и не мешал им по возможности тормозить восстановление цеха.

Действительно, углеподготовительный цех не был восстановлен, и не потому, что рабочие не могли этого сделать, а потому, что при первой возможности нужные для восстановления детали отправлялись на свалку.

Кроме того, горючее, бывшее на заводе и использовавшееся немцами для транспорта, отец разрешал рабочим вывозить из завода тайно, для обмена на продукты в совхозах и колхозах. Всё это делалось на его глазах, и рабочие от него ничего не скрывали. Больше того, когда приближались наши войска, рабочие обратились к отцу с просьбой возглавить их группу и попытаться воспрепятствовать немцам взорвать тепловую электростанцию. При отступлении немцы были особенно жестокими. Малейшее подозрение сразу каралось смертью.

Электростанция ими охранялась очень тщательно. Отцу всё это было хорошо известно, и потому он посоветовал рабочим прятаться и ждать прихода наших войск. Большинство рабочих так и поступило, а небольшая группа всё же решилась на рискованный шаг. Но электростанция всё же была взорвана немцами, а два человека из этой группы были схвачены и расстреляны.