— На их брата ты не очень-то похож… Вы — группировка, что ли, какая-то?

— Ты так молода, а взгляды на жизнь уже закоснели в пределах круга интересов. Это скверно, но свойственно людям. Останови здесь, я выйду.

— Ну уж нет, я сказала, что мы едем в прокуратуру!

Он снова улыбнулся, чуть грустно и снисходительно. Глаза стали строже, мягкость и тепло пропали.

— Принимать доброту за слабость — тоже не самая лучшая черта людей, хотя и весьма распространенная. Я не поеду с тобой в прокуратуру, прими это как данность и просто высади меня.

Вера уставилась на дорогу. В его голосе не было тех повелительных ноток, что у блондина со странным именем Нокс, не было в нем и угрожающей стали, но она решила остановиться, и это было только ее решение. Колеса хлюпнули в придорожной грязи.

— Я не смогу, — проговорила Вера, уставившись на лениво шуршащие по стеклу дворники, — не смогу забыть. А ты — ответ на все вопросы. Если ты сейчас уйдешь, я так ничего и не узнаю. А я должна. Это моя работа.

Брюнет вновь смотрел в окно.

— И это очень хорошо, что не узнаешь. В первую очередь — для тебя.

Он открыл дверь.

— Подожди. Скажи хотя бы про того убийцу. Он тоже один из вас? Тоже ваш… «брат»?

— Нет. Он чужой. Я постараюсь сделать так, чтобы о нем никто больше не услышал. Удачи.

Он вышел из машины и зашагал в противоположном направлении.

Вера надавила на педаль газа.

Когда она подрулила к прокуратуре, та шумела, как лежбище тюленей. У крыльца в полном беспорядке стояли машины, среди которых попадались и дорогие экземпляры, а это означало, что пожаловало начальство.

Прокурор уже ждал в дверях.

— Валерий Федорович… — пробормотала Вера, выходя из машины.

— Ко мне в кабинет, — рявкнул Егоров, зашагав прочь.

Девушка побрела следом.

— Вы мне объясните… — бросил прокурор, оглянувшись, но тут же остановился. — Бог ты мой! Эй, кто-нибудь, бинты сюда и что там еще у нас есть! И «скорую» вызовите!

— Валерий Федорович? — не поняла Вера, но затем посмотрела на себя и только тут заметила, что ее джемпер на груди красен от крови. Она притронулась к ране на горле и вздрогнула от боли.

Прокурор подскочил к ней:

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю… более-менее… Что там? Серьезное что-то?

— Не волнуйся. — Прокурор принял у кого-то бинт, смочил его перекисью водорода и осторожно промокнул рану. — Царапина. Но ты бледная совсем. Опять же — шея… Эй, ну чего там со «скорой»?!

— Сказали — ждите, — отозвался кто-то.

Егоров усадил Веру на скамейку в коридоре.

— Поедете в больницу, — не терпящим возражения тоном приказал он, снова перейдя на «вы», — и до обеда чтобы я вас не видел. А если врачи скажут, то дольше пробудете. Если отпустят, то поговорим обо всем завтра. Вы меня поняли, Вера Георгиевна?

— Да, Валерий Федорович. А там… в подъезде… там…

— Я знаю. Мне уже доложили. Бойня.

Паника оказалась преждевременной — рана была неглубокая и крови вылилось куда меньше, чем казалось с виду. В итоге, обработав рану доктор ограничился наложением пластыря и уколом, болезненным, правда, уколом.

Вера собиралась уже вызвать такси и ехать домой, но передумала: лишь только с ней закончили возиться, палата погрузилась в гнетущий мрак, зашевелились страшные воспоминания, и оказаться этой ночью одной в квартире расхотелось.

С рассветом, однако, она примчалась в прокуратуру. И тут же направилась в кабинет шефа.

— Отпустили? — пробормотал Егоров, поднимая красные от недосыпа глаза. — Ну, присаживайтесь.

Вера опустилась на стул, сам же прокурор поднялся, налил себе кофе.

— Не спал я сегодня. Чувствую себя паршиво. Но такие уж дела у нас творятся.

Он вернулся за стол, медленно помешивая кофе ложечкой. Второй рукой протянул ей папку.

— Возвращаю вам дело, но ненадолго. Скоро в областную уйдет. Там создается следственная группа.

Мужик тот, что к вам заявлялся и потом в подъезде погиб… труп его… разлагается, короче, в морге. Москва заинтересовалась, так что все серьезно.

— Понятно.

Вера кивнула. Пусть. Так даже лучше. Она наконец избавится от всего этого бреда раз и навсегда. Вот только от чувства вины так легко избавиться не выйдет. Если все это будет стоить ей работы, к черту работу. Наверное, даже если ее не попросят, она уйдет сама. И уедет из города. Куда угодно.

— Валерий Федорович, а что с Александром Соловьевым? Его нашли? Он… может быть, выкарабкается?

Шеф переложил с места на место какую-то бумажку.

— Нашли уже мертвым. Зарезан. Как и все остальные.

Встал, метнулся к чайнику, но затем вспомнил, что кофе себе уже налил, и вернулся за стол.

— Кровавая баня. Давно ничего подобного не видел. А если подумать, то и никогда.

— Это я настояла, чтобы мы поехали туда.

Вера опустила голову. На глаза наворачивались слезы, и она ничего не могла с этим поделать, как ни старалась. Следователь, плачущий перед начальством! Стыд и позор! Но нервная система настойчиво требовала выхода эмоций, и ей было глубоко плевать, что сейчас не время и не место.

— Я не думала, что так все получится, что можно вот так группу захвата… ножом…

Егоров уставился на свою чашку, стараясь не замечать слез девушки.

— Я тоже не думал. И никто не думал. Но все-таки нужно было поставить меня в известность, раз уж… Впрочем, ладно. Допрашивать я вас не буду, Вера Георгиевна. Во всяком случае, не сейчас. Напишите подробный рапорт и приложите к делу. Там в папку вложен диск. Один из жильцов подъезда рядом с домом периодически машину ставит и на подоконнике приладил видеокамеру. Компьютерную там какую-то, я в этом не разбираюсь. Так вот, на диске съемка с этой камеры. Видно немного, но кое-что есть. В рапорте, кроме прочего, прокомментируете съемку. Все ясно?

— Да.

— Вот и хорошо. А я — спать. Мне скоро придется много общаться с начальством, так что силы понадобятся. — Егоров грустно улыбнулся и махнул рукой в сторону двери.

Укрывшись в кабинете, Вера чуть было не расплакалась вновь, но затем твердо решила взять себя в руки и наконец заняться делом. В конце концов, она все еще следователь.

На диске интересного оказалось действительно не много — камера пялилась в одно конкретное место прямо перед окном и чуть в сторону от крыльца подъезда, к тому же обзору мешал козырек. Виднелась часть кабины спецназовского фургона, можно было разобрать, как вылез водитель. Лысый убийца мелькнул лишь раз, и при таком качестве съемки — ночью, да при свете одного лишь фонаря — комментировать здесь было практически нечего.