Час от часу не легче!

В этот момент на шторке появилась чья-то тень. Крадущийся женский силуэт быстро промелькнул и исчез. Силуэт что-то держал в руке, Петру показалось, что это был нож.

Чувствуя озноб во всем теле, Петр направился на палубу. Но быстро туда не выйдешь – необходимо пройти несколько метров по коридору.

Когда он оказался на воздухе, никого не увидел. Может, ему померещилось?

Окна кают были темными – однокурсники беззаботно спали, не подозревая о том, что затевается какая-то пакость. Но какая именно – на этот вопрос Петр ответить не мог.

Больше всего его угнетало то, что Элка в этой пакости оказывалась в центре событий. Полгода, прошедшие с момента их развода и разъезда, изменили бывшую супругу радикально. У Петра складывалось ощущение, что жену подменили. Она была другой! Не может человек так измениться за каких-то шесть месяцев!

Где вот она сейчас бродит, когда должна мирно спать? Пусть не в супружеской постели, но тем не менее? А тут еще этот исчезнувший нож…

Раздираемый догадками и домыслами, Петр побрел по палубе, надеясь встретить супругу. Проходя мимо одной из кают, окно которой было приоткрыто, он вдруг услышал голоса. И сразу узнал их.

Патологоанатом Жора Рябухин беседовал с Левой Матарасом, причем весьма недружелюбно.

– У тебя была куча возможностей во время учебы, тебе никто не мешал. Ты обхаживал ее справа и слева. И раз она тебя тогда отшила, то с этим надо смириться и смотреть на других женщин. Что ты к ней сейчас пристаешь? – раздосадованно твердил патологоанатом. – Твой поезд ушел, ту-ту-ту-у-у…

Психотерапевт отвечал как-то вяло и растерянно, словно делал это не в первый раз, и ему все изрядно надоело:

– Любовь – такая штука… Вам, патологоанатомам, это особенно сложно понять… Тогда она отказала, а сейчас вспыхнула с новой силой. А я ее любил всегда. Мы свободные люди, понимаешь, Жорик… Женщины непредсказуемы, особенно – в любви… Хотя… Чего я перед тобой оправдываюсь, карты раскрываю?

Петр с трудом понял, о ком идет речь. В институте Матарас всерьез ухлестывал за старостой Аленой Чубак. Рябухин был прав: тогда староста не обращала на него внимания, как бы он ни унижался перед ней. Тогда он был посредственным студентом, ничего собой не представлявшим. Сейчас совсем другое дело – светило психотерапии, автор многочисленных методик. Возможно, староста пересмотрела свое отношение к нему. А вот о чувствах Рябухина к Алене Петр слышал впервые…

– Думаешь, потанцевал пару раз, – голос патологоанатома становился все более агрессивным, – и в ней что-то всколыхнул? Я уверен, ты внушил ей что-то. Ох уж эти ваши психотерапевтические штучки! И теперь она с тобою танцует.

– Тебя это не касается, Жорик. Хочешь – внушай ты, если получится. А вообще-то я бы на твоем месте увлекся Лизаветой. Ты посмотри, какая женщина просто подарена нам на этот вечер, а ты пытаешься втиснуться на место, которое давно занято.

– Это запрещенный прием, Левушка! Ты не на моем месте, заруби на носу. И еще очень пожалеешь, что перебежал мне дорогу, запомни!

– Ты никак угрожаешь мне? Или мне показалось, товарищ потрошитель?

Голос Матараса менялся буквально на глазах. Из вялого и неуверенного он превращался прямо-таки в голос Левитана. Петру казалось, что произнеси он сейчас «От Советского информбюро…» – и у слушателя не возникнет никаких сомнений в подлинности услышанного.

– Как хочешь, так и понимай, только я тебя предупредил! – уверенно произнес патологоанатом. – Потом не возникай!

– Да, профессия накладывает отпечаток, – заключил Матарас после того, как за Рябухиным закрылась дверь.

«Первый любовный треугольник на теплоходе! – выстрелило в голове Петра. – Вот это новость!»

Он вспомнил, как жарко психотерапевт обнимал в танце старосту, и подумал, что у Рябухина, пожалуй, есть повод для ревности. Бедняга был прав в своих рассуждениях: представить подобный танец в годы учебы было совершенно немыслимо, у Матараса не было тогда никаких шансов.

А сейчас что? Изменился Матарас или отношение старосты к нему? Или Жора прав: Матарас внушил Алене что-то такое, что она сама в него влюбилась?

Круговорот мыслей внезапно оборвался – Петр заметил на дальнем конце палубы похожий на привидение женский силуэт в белой ночнушке. Привидение в руке держало нож и двигалось прямо на него.

У Петра все внутри похолодело: он узнал свою супругу! Элка в три часа ночи с ножом в одной ночнушке бродит по палубе! Немыслимо!

Он прижался к двери и замер: «Не может быть! Нет, это не она! Показалось!»

Что он гадает? Почему бы не встретиться с ней лицом к лицу и не убедиться? Но, если это не она, то кто? Когда он сделал шаг вперед, палуба была пуста. Может, ему померещилось?

Загрохотав ботинками, он кинулся туда, где только что видел силуэт. Добежал до лестницы на шлюпочную палубу, никого там не обнаружил.

Размеренно работал двигатель, за кормой пенилась вода, за бортом проплывал мигающий бакен.

Он никого не обнаружил ни на шлюпочной, ни на главной палубе. Коридоры были пусты…

В расстроенных чувствах Петр вернулся к себе в каюту, смутно надеясь застать там бывшую супругу. Едва прикрыв за собой дверь, почувствовал запах дорогих духов. Но Элка пользовалась другими! Уж он-то знает! Или, изменив радикально своим привычкам, бывшая жена поменяла и пристрастия в косметике? Черт знает что!

Он включил свет и увидел рассыпавшиеся по подушке платиновые волосы.

– Зачем включать свет, Петь? Неужто он тебе так нужен? – долетело до его ушей. Голос без сомнения принадлежал Лизавете Хмельницкой. Однокурсница повернулась к нему, присев на диване. Одеяло при этом сползло, обнажив ничем не прикрытую грудь.

– Что ты здесь делаешь? Какого черта? – вырвалось у Петра. – Где Элла? Куда ты ее дела?

Он слушал себя как бы со стороны и не узнавал. Чужой голос звучал в освещаемом пространстве каюты.

– Прекрати паниковать, Петь, не прикидывайся. Вы с Элкой давно уже не вместе, и все об этом знают. Только делают вид, что в неведении. А вместе ты хотел быть со мной, я об этом в ресторане у тебя в глазах прочитала. Не слепая.

– Значит, ты теперь начитанная? Понятно, – взмахнул руками Петр. – И что еще ты в ресторане вычитала в моих глазах?

– Это неважно. Важно, что я права, не так ли?

– Говори, где Элка! – почти приказал Петр, не двинувшись с места.

– Она женщина свободная, – вкрадчиво вещала Лизавета, не сводя с Петра своих чуть раскосых глаз. – Ушла по своим делам, может, даже по личным, это тебя не касается. Короче, мы решили с ней поменяться местами. Предложила, кстати, она, а я согласилась.

– Обменяться… телами? Ты побудешь в ее шкуре, а она в твоей? Где было твое место? В какой каюте? – негодовал Петр, продвигаясь вдоль окна, стараясь не приближаться к дивану с сидящей на нем полуобнаженной однокурсницей. – Она сейчас там? С кем? Колись!