Он сел за руль, Георгий — на пассажирское сиденье.

— Ты не знаешь, что геи захватили политику, телевизор и шоу-бизнес, чтобы насаждать содомский грех и царство сатаны? И передают здоровым людям свои испорченные гены через донорство крови?

Георгий пару раз встречал в резиденции Володи телеведущего, который любил разгуливать в женском белье, но по долгу службы клеймил с экрана гомосексуалов. Это забавляло его начальников, так в армии салагу-новобранца заставляли чистить зубной щеткой унитаз. Последствия этого проявлялись в брожении умов обычных зрителей, которые разделялись на негодующих и одобряющих коллективно и бессознательно.

— Это мой водитель говорит?! Тебе?

— И мне, и так — в эфир вселенной. Еще все время крестится на храмы. Так что я лучше обойдусь без вип-обслуживания.

Георгий замечал, что водитель, молодой пузатый увалень с писклявым голосом, выказывает к Игорю и их отношениям нездоровый интерес. Он испытал новый приступ досадливой подозрительности.

— Почему ты раньше не предупредил?

Трасса была свободна. Не отрывая глаз от дороги, Игорь пожал плечами:

— Это же твой персонал, не мой. Как ты съездил?

— Все в порядке. А ты как тут?

— Нормально. Я ужин приготовил. Так, ничего особенного. Или ты хочешь куда-нибудь заехать?

— Домой хочу, — ответил Георгий. — Что дашь, то и съем.

Теперь они жили в районе Москва-сити, на тридцатом этаже офисной башни. В доме был свой спортивный комплекс, баня с бассейном, служба доставки фермерских продуктов, даже винный погреб. В шестикомнатных апартаментах, напичканных техникой, как авиалайнер, пол выстелен был палубной доской; за панорамными окнами гостиной, словно за порогом, сразу начиналось небо.

Пока Игорь расставлял тарелки и бокалы для ужина, Георгий поднял штору, встал у окна. Он смотрел на Москву — город дышал, сворачивался клубками, как косматый зверь, ощетинившийся кварталами новостроек. Мигали взлетные огни проспекта, пол под ногами покачивался, словно Георгий все еще летел на тысячеметровой высоте. Он вспомнил слово, недавно пополнившее его лексикон, — «дефенистрация». Убийство, замаскированное под самоубийство. Двое клиентов Майкла Коваля при странных обстоятельствах выпали из окон высотных зданий.

Георгий почувствовал, как сильно вымотался за эти дни. Как дорого ему стоил новый контракт, который сделает Владимира Львовича богаче еще на пару миллионов. И нервное напряжение, державшее его всю неделю переговоров, стало наконец отпускать.

Ужинали, пили вино. Игорь рассказывал о работе. Его дизайнерская фирма, к удивлению Георгия, вышла в ноль и даже стала приносить доход. Включили телевизор, но в новостях опять показывали трупы и плачущих женщин. Игорь нашел музыкальный канал.

— Хочешь покурить? Еще осталось.

Курить они бросили одновременно около года назад, но перед отъездом Георгий разжился у Эрнеста забористой афганской травой, привез ее в пакете из-под аптечной ромашки. Одну папиросу прикончили еще тогда, вторую Игорь сейчас достал из чайной коробки.

— Что, ни одной вечеринки тут не было без меня? Даже не верится.

Мальчик быстро сморгнул, отшутился:

— Поющие в терновнике, блюющие в крыжовнике.

Георгий заглянул в его лицо, подмечая и тонкую складку между нахмуренных бровей, и розоватое пятно в углу губ. Раздражение, ожог, укус? В очередной раз не к месту он вспомнил мертвого соперника, с которым они последовательно обкрадывали друг друга. Отчетливо представил, как парень вот так же отводит глаза перед тем, как ответить на вопрос Майкла Коваля.

Ревность к негодяю, давно гниющему в земле, не отпускала. Георгий увидел спальню в загородном доме, белый ковер с глубоким ворсом, драгоценный фарфор в застекленном шкафу. Голый, с приоткрытым ртом, с испариной над верхней губой, Игорь стоял на четвереньках перед чужим мужчиной, как, возможно, делает это и сейчас с кем-то из своих бывших или новых приятелей.

Георгий так и не освоился с переключением режимов гидромассажа и цветной подсветки джакузи, но Игорь знал все нужные кнопки. Когда они, выкурив косяк афганки, лежали в шипучей пене, окруженные сиреневым сумраком и пением птиц, Георгию пришло в голову, что его жизни, которой он был так недоволен, позавидовали бы десять из десяти опрошенных. Поглаживая узкую ступню мальчика, красивую в каждом изгибе, он спросил:

— Ну как тебе живется в Москве?

— С тобой мне везде хорошо, — с дежурной готовностью ответил Игорь.

— Нам солнца не надо, нам партия светит?

— А что ты думаешь про гомосексуализм? — спросил он неожиданно. — Ну, то есть, по-твоему, это какое-то повреждение в генах, или биологическая предрасположенность, или просто психологическая зависимость вроде курения? Или типа смертный грех?

Георгий следил за сиреневой каплей воды, которая скатилась с его мокрой потемневшей челки, скользнула вдоль скулы и, словно лаская, двинулась вниз по шее к нежной впадине ключиц.

— Человек бисексуален. Всем нравятся молодые и красивые, а парни или девицы — не принципиально. Это, скорее, случайный, может быть, социальный выбор.

— Что значит — социальный?

— Ну, примитивно говоря, у мальчика в школе не складываются отношения с девочками, девочкой не интересуются мальчики. Человек — сложно устроенное животное, он не может руководствоваться одним инстинктом продолжения рода. Ему хочется душевного тепла, которое можно найти в самых неожиданных местах.

Теперь Игорь смотрел на него прямо, внимательно, как будто и в самом деле ждал исчерпывающих ответов на все вопросы бытия.

— То есть ты считаешь нормальным, что мне, например, нравятся парни и не нравятся девушки?

— С одной стороны, ты молодой мужчина и должен интересоваться сексом в принципе. С другой стороны, это вопрос сугубо индивидуальный, — проговорил Георгий, откинувшись в теплой воде. — Я половину жизни спал с женщинами, лет в тридцать пять переключился на парней. А тебе, может, скоро наскучат волосатые мужские причиндалы. Главное, не делать из этого вселенской драмы. А насчет греха и библейских проклятий — это уж совсем беспомощный аргумент. Ветхий Завет регламентировал жизнь кочевников-скотоводов, рабовладельцев и многоженцев. Но четыре евангелиста, как известно, о мужеложстве не упоминают ни разу. Если же рассматривать вопросы нравственности в широком, кантианском смысле, то разврат с мужчиной абсолютно равноценен разврату с женщиной. Отвратительна проституция, насилие над детьми. Все прочее — дело добровольное. А к чему ты ведешь?

Вместо ответа Игорь скользнул пальцами по его животу, обхватил и сжал ладонью член. Отдаваясь умелой ласке, чувствуя, как по телу, от ступней до затылка, проходит горячая волна, Георгий физически ощутил, как нервная тревога переплавляется в желание.

— Заяц, я не хочу казаться ревнивым ослом, — проговорил он, крепко ухватив мальчика за подбородок. — Но я предупреждаю настоятельно: не верь никому. И впредь докладывай мне сразу. Все подозрительные разговоры, все необычные люди, которые появляются рядом с тобой, — водитель, охранник, кто угодно. Все, что ты слышишь и видишь случайно, все мои дела — за этим стоят опасные люди и большие деньги. Будь осторожен. Глупость очень дорого стоит.