— С Петром Семеновичем, он меня подвезет.

Услышав про семинар, Симка заметно поскучнела.

— Ну наконец-то Черныши изволили явиться!

Мое жалкое объяснение, что мне не на чем приезжать, было отметено категорически. Следующие три часа я провела в сложной борьбе с сонной одурью и недоумением. Ничего нового и дельного я не услышала. Хорошо хоть не уснула. Когда все закончилось и основная масса потянулась к выходу, я потрусила за ними. Спустившись вниз, толпа стала растекаться на отдельные ручейки. Я растерялась, но тут меня окликнула одна из женщин с полным румяным лицом и в удивительно пестром платье:

— Ты ведь Кострикова Тоня? Чернышовская, да? Я не сразу тебя приметила, но потом гляжу, знакомое лицо. Ты что же, не узнаешь меня? — Я отрицательно покачала головой. — Да я ж Головкина Аделаида, в Печорах клубом заведую, ну и библиотекой, само собой, у нас-то все едино, а не врозь, как у вас. Да я у тебя и в библиотеке была, ну, с комиссией, помнишь?

Я обрадованно закивала.

— Пойдем-ка, Тоня, чайку попьем или водички какой, страсть как пить хочу, прямо глотка вся пересохла.

Немного денежек у меня с собой было, я взяла себе в буфете стакан холодного чая с лимоном и маленькую булочку с кунжутом, очень уж есть захотелось. Аделаида потом пошла искать своих, у нее было местечко в чьей-то машине. Я вздохнула, проводила завистливым взглядом их запыленный «козлик» и побрела на окраину ловить попутку. Ловила я ее долго. Может, слишком робко руку поднимала или не внушала никому симпатии, но никто не хотел останавливаться.

Когда же наконец возле меня затормозила машина, я даже заморгала от удивления.

— Садись, тебе куда?

— В Че-черныши, — с трудом выдавила я из себя.

— Хорошо, по дороге, значит.

Кое-как я залезла в машину, оказавшуюся неожиданно высокой, и примостилась на сиденье.

— Тебя как зовут-то? — спросил мужчина, трогаясь с места.

— Тоня. Кострикова Тоня.

— Надо же, — удивился он, — редкое имя, у меня ни одной знакомой с таким именем нет, ты первая будешь.

Мне показалось, что он смеется надо мной, и я покосилась в его сторону. У него оказалось крупное лицо с сильно загорелой кожей, коротко стриженные волосы с проседью на висках, черные небольшие усы, и он вправду улыбался. Видно, заметил, что я его изучаю.

— Ну что, нравлюсь я тебе?

С перепугу я начала что-то блеять, но он успокоил:

— Да шучу я, чего ты так всполошилась? Приятно же подвезти молодую красивую девушку, вот и настроение хорошее. Меня, кстати, зовут Александр Николаевич Самойленко, хоть ты и не спрашиваешь.

Я сидела пунцовая до самой шеи, до того он смутил меня своим неожиданным комплиментом, невмоготу мне что-то от этого стало, хотелось возразить.

— Разве ж я красивая?

— Конечно, — незамедлительно последовал уверенный ответ, — а что, кто-то думает иначе? Не верь ему, просто у него испорченный вкус.

Теперь мне сразу захотелось заплакать или лучше провалиться куда-нибудь, и я почти шепотом проговорила:

— Нога у меня.

— Что — нога? — насторожился Александр Николаевич и, отвлекшись от дороги, посмотрел на мои ноги.

Я натянула подол на коленки, мысленно выругав себя, что поехала в юбке, а не в брюках, но старые мои джинсы не таковы, чтобы ехать в них на семинар.

— Ноги как ноги, не придумывай. Вы, девчонки, любите сочинять себе страдания: то нос не такой, то глаза, то ноги. Носи, что Бог дал, и держи выше голову!

От такой отповеди я пришла немного в себя и сумела объяснить:

— Нога была у меня сломана и срослась как-то неправильно, вот и прихрамываю иногда.

— Ну, это ерунда, но все равно жаль, а поправить нельзя?

— Что? — растерялась я.

— Ногу твою, операцию какую-нибудь сделать, это ведь не проблема в наше время.

Я задумалась. Как-то раньше мне никогда не приходило в голову, что беду мою можно поправить, думала, что так и мыкаться мне до самой смерти.

— Деньги нужны, наверно, большие, — рискнула я предположить.

— Сколько-то нужно, конечно, как же без этого? Ну а что родители, неужто не дадут?

Я приуныла:

— Какие родители?

— Ну-ну, родители у всех есть, или ты сирота горемычная?

Я опять заалела, поражаясь тому, как ловко удается этому человеку несколькими словами вгонять меня в краску.

— Чего примолкла, есть у тебя родители или нет?

— Есть, мама и бабушка.

Этого ему почему-то показалось мало.

— А отца нет?

— Отца нет, отчим только.

— Только! Это же мужик! — обрадовался неизвестно чему Самойленко. — Вот пусть он и даст денег тебе на операцию.

Я возмущенно завозилась, подол юбки немедленно пополз вверх, пришлось опять за него хвататься.

— Как же, даст! Да он мне скорее вторую ногу сломает, чем хоть на рубль раскошелится!

— Ишь ты, суровый он у тебя, однако, мужик! — присвистнул Александр Николаевич.

— Слава богу, не у меня, у матери, я с бабушкой теперь живу, — не удержалась я от пояснений.

Он опять внимательно и цепко посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Мне вспомнился робкий, виновато-обожающий взгляд, каким мать смотрит на отчима, и в очередной раз сердце захлестнула едкая горечь пополам с жалостью.

— Показывай, где бабушка твоя живет?

Я очнулась и с удивлением увидела, что мы уже в Чернышах, ничего себе, быстро доехали, с ветерком.

— Сколько я должна? — стесняясь и потому хрипло, спросила я.

— Э-э, милая, да у тебя денег не хватит расплатиться со мной.

Я испуганно уставилась на него и обнаружила, что он смеется.

— До чего же ты пугливая, прямо ничего сказать тебе нельзя! Беги домой, я по этой трассе часто езжу, может, и увидимся еще когда.

Я скомканно его поблагодарила и выбралась из машины, чуть не упав, потому что забыла, какая она высокая. Александр Николаевич ловко поддержал меня под локоть, перегнувшись через сиденье. Я подождала, пока он развернется и уедет, помахала ему вслед рукой, обернулась к дому и чуть не упала вторично. На лавочке перед палисадником сидели Симка с открытым ртом и очень мрачный Валера. Мало того, еще в окошке маячила бабка, чье выражение лица тоже не сулило мне ничего хорошего.

«Да что же не везет мне так!» — мысленно простонала я, но присобралась все же и постаралась принять независимый вид.

— Привет! Чего сидите, меня ждете?

Симка только икнула в ответ и округлила глаза еще больше.