— Да. Как раз начался очень сильный дождь. Зонтик — знаете, такой импортный — в кожаном футляре, складной. По-моему, черного цвета? Обувь? Не знаю, не помню. Кажется, на одном были тяжелые ботинки. Нет, они ничего не говорили. Ни между собой, ни с тем, кто был в квартире. Им сразу открыли дверь — и все.

И все. Зонтик… Я задаю последний вопрос:

— Вы сможете, ребята, их опознать, если увидите?

Толя молчит.

— Молодого — да! Того, постарше — не уверена, — говорит Люда.

— Да, еще вот что, — многозначительно говорит парнишка, — они не сразу позвонили, а чуть постояли, так секунд десять — пятнадцать… Потом нажали кнопку. Она открыла сразу, почти сразу. Знаете, как обычно, нужно ведь какое-то время дойти до двери.

— Она что-нибудь сказала? К примеру. «А-а, вот и вы!» или «Что-то долго вы ехали?»

— Нет. Она не сказала ничего. Даже «здравствуйте» или там «привет». И они тоже просто молча вошли в квартиру.

Итак, Турецкий, никаких эмоций. Ты должен смоделировать версию. То есть представить то, что произошло в прошлом. Наметить план. То есть представить, что необходимо сделать для проверки версии. Задача номер один — словесный портрет этих парней.

В присутствии понятых, организованных Грязновым, я предъявил юной Корабельниковой все фотографии, изъятые у Лапшой, в том числе — «лыжника». Тех двоих в темных куртках, что пришли в полночь, на фотографиях не было. «Лыжника» она видела впервые.

Теперь Люду начинает мучить Грязнов. Он достает из своего шкафа платы — удлиненные куски картона — и начинает колдовать: перемещать платы с различными лбами, носами, ртами и битый час комбинирует их. Наконец готовы два фоторобота, суммирующие внешние данные двух неизвестных. Теперь этих монстров репродуцируют в НТО, размножают в милицейской типографии и раздадут различным оперативным службам для розыска. Но я пессимист. Не верю в это чудо криминалистической техники: девять из десяти найденных преступников никогда не бывают похожими на те "синтетические портреты, что пачками изготавливают милицейские криминалисты.

На кратком оперативном совещании в кабинете Романовой было решено: бросить все наличествующие сыскные силы на установление связей убитой и розыск «лыжника».

С размноженными фотороботами и копиями фотоснимка «лыжника» ребята из Шуриного отдела разъехались по различным районам Москвы.

Вскоре мы с Меркуловым остались одни.

— Как так, Саша, девочка что-то хотела сказать, тебе — следователю, а ты не стал ее слушать! А теперь казнишь себя, и, между прочим, правильно делаешь. И не жди от меня сочувствия, — Меркулов сломал три спички, прежде чем сумел зажечь сигарету.

— Ничего я не жду, Костя, я ведь мог тебе это не говорить…

— Не ври, я знаю, что ты не мог мне этого не сказать. Только я не могу понять, Саша, почему ты ее не слушал? — Я думал, она о чем-то другом…

— О чем другом?

Я выкуриваю целую сигарету, прежде чем решаюсь ответить. Меркулов ждет.

— Понимаешь, у нас с ней… в общем… мы устроили — тут вечеринку, я здорово перебрал и… Костя, клянусь тебе, это как-то само получилось.

Я знал, что я был по крайней мере смешон, но Меркулов и не думал смеяться. Он смотрел на меня так, как будто видел меня первый раз в жизни.

— Ты понимаешь, Костя…

— Нет, я не понимаю. Но это твое личное дело, сугубо личное дело…

— Она хотела мне позвонить домой по телефону, но меня не было… то есть я был, но отключил телефон. Но это другая история… — Я наношу себе, как утопающему, последний удар веслом по голове.

— Телефон?! Подожди, подожди, Саша. — Меркулов стал торопливо крутить телефонный диск. — Леля, Лелечка, ты говорила, что позавчера мне кто-то звонил? Нет, нет, позавчера, когда я был в Доме архитектора, мы провожали Танасевича на пенсию… Нет, ты точно вспомни, что она сказала? Как ничего? Ведь она меня как-то называла? Так, так. — Меркулов взял авторучку, приготовился записывать. — Это точно — она попросила «товарища Меркулова»? А-а, значит, она сказала: «Можно мне поговорить с Меркуловым?» Без «товарища»?.. Да, Леля, это очень важно. Так, так. В котором часу это было? Часов в одиннадцать или чуть позже. — Меркулов быстро записывал.

Это звонила Ким. У нее такая привычка называть всех просто по фамилии… Была такая привычка…

— Саша, она сказала: «Мне надо поговорить с Меркуловым по личному вопросу, не как со следователем». Ты знаешь, когда так говорят, я уверен, что со мной хотят говорить именно как со следователем. Ты думаешь, что это она звонила?

Меркулов задает этот вопрос просто так. Он тоже знает, что звонила Ким. И вид у него очень расстроенный, потому что он ощущает причастность к моему черному делу.

— Почему она больше никому не сказала — вот что меня тревожит.

— Она не успела, Костя. Она, кроме моей, знала еще твою фамилию. Она мне звонила, вероятно, долго, а телефон не отвечал, а потом узнала в справочной номер твоего телефона. После одиннадцати позвонила тебе, а в четверть первого пришли они — в темных куртках. Она посмотрела в глазок и впустила их. Значит, хорошо знала хотя бы одного. Но она не ждала опасности. Иначе не открыла бы дверь…

— Ты понимаешь, что это значит?

— Понимаю, понимаю. Эти двое каким-то образом связаны с опасностью, которую она чувствовала или о которой знала, но именно этих — в куртках — она не подозревала.

— Ты обрати внимание — они даже не пытались инсценировать ограбление, но не оставили ни одного письма, ни одной записной книжки. Для чего они им понадобились? Или в них было что-то, чего никто не должен знать? Именно это нам и предстоит выяснить и как можно скорее…

Я медленно ехал по Гоголевскому бульвару к Кропоткинской. Вот здесь, в переулке за Филипповской церковью я прожил шесть лет в маленькой нескладной комнатенке, в перенаселенной квартире с минимальным количеством удобств. Мне казалось, что это было так давно, а ведь прошел всего год с того момента, как председатель месткома вызвал меня к себе и торжественно объявил:

— С тебя причитается, Турецкий. Получаешь однокомнатную квартиру на Фрунзенской набережной…

У меня сжалось сердце: когда-то на Фрунзенской жила Рита, почти три года прошло, как она погибла, и только связка ключей, ей принадлежавших, до сих пор покоится на моей книжной полке… Целая вечность миновала с тех пор, и сейчас другая женщина вошла в мою жизнь.

Я не видел Лану два дня, даже как будто забыл о ней — смерть Ким вырвала меня из повседневной жизни — забот, печалей и радостей…

Стоп! Я так резко нажал на тормоз, что меня даже крутануло на перекрестке. Я развернулся на площади каким-то немыслимым образом и рванул обратно к Сивцеву Вражку, где жили славные ребята Юля и Олег, архитекторы со смешной фамилией Чи-пига. Олега я нашел на его обычном месте — выходные дни он проводит под машиной, без конца ее ремонтируя.