– У герцога нет ни гроша, так что купаться в роскоши ты не будешь. Но того, что у тебя есть, хватит чтобы на время удовлетворить кредиторов. – Тон ее стал презрительно-небрежным. – И запомни: если ты попросишь денег у отца, я этого не допущу. Я молода, и, когда твой отец умрет, буду нуждаться в каждом пенсе, который успею выжать у него, чтобы вести тот образ жизни, к которому привыкла.

Сефайна ничего не ответила. Она всегда знала, что у Изабель неприятный характер, но теперь ей пришлось убедиться, что ее мачеха, женщина бесчестная и злая. И она заняла место ее матери!

Но Сефайну с детства приучали умению владеть собой, и она сумела удержать слова, рвавшиеся с ее языка, а только сложила ладони и мысленно вознесла молитву: «Господи… помоги мне… помоги… О Господи!»

Теперь карета быстро катила по почтовому тракту. Около часа они ехали так в полном молчании. Потом Изабель достала из ридикюля баночку помады и начала подмазывать губы.

Сефайна догадалась, что они скоро приедут. Может быть, едва карета остановится, выпрыгнуть и убежать? Но Изабель, конечно, сразу пошлет за ней слуг, и они ее схватят. Какое это будет унижение! Пока эти мысли мелькали у нее в голове, лошади свернули в распахнутые чугунные ворота. По обеим сторонам стояли сторожки, но обветшавшие и, видимо, пустые. Карета теперь ехала по дубовой аллее.

И не глядя, Сефайна знала, что в дальнем конце аллеи будет загородный дворец герцога Долуина. Человек, за которого она должна выйти замуж!

– Помоги мне… Господи… молю тебя… спаси меня… спаси!

Этот крик вырвался из самой глубины ее сердца. Но Сефайна знала, что надежды нет, что даже Бог ее покинул.

Лошади остановились у подъезда, и Сефайна, подумала, что это ее последний шанс спастись. Но тут с козел спрыгнул лакей, и она увидела, что он молод и, конечно, бегает быстрее, чем она. И, значит, сразу ее догонит.

Графиня вышла из кареты. Ее алые накидка и платье выглядели неуместными на фоне древних серых камней старинного дворца. Высокие каблуки ее туфель придавливали травинки, пробивавшиеся из трещин в выщербленных ступеньках крыльца.

Сефайна шла следом за мачехой, что еще ей оставалось? У нее отчаянно колотилось сердце, губы пересохли. Ей чудилось, что ее ведут на гильотину.

Их почтительно встретил седовласый дворецкий.

– Где его светлость? – резко спросила графиня.

– В часовне, миледи, – ответил дворецкий.

– Проводите нас туда!

Это был приказ, и Сефайна в отчаянии посмотрела на лестницу из двух величественных полукружий. Если броситься наверх, дряхлый дворецкий ее не догонит… Но, конечно, Изабель сумеет справиться с ней, так или иначе.

Они пошли по длинному коридору. Сефайне он показался зловеще темным, словно вел в преисподнюю.

Она молилась, снова и снова беззвучно повторяя:

– Спаси меня… молю… спаси меня… Господи.

Ей вспомнилось, как при прощании сестра Бенедикта сказала: «Да защитят тебя Господь и его ангелы». Но они ее покинули, не защитили.

Ей казалось, что она находится во власти страшного кошмара, и все это ей только снится. Неужели ее, дочь графа, насильно выдают замуж за человека, которого она никогда не видела?

А вдруг он стар и безобразен? Она содрогнулась. Вдруг он злодей и похож на Сатану? Ее мачеха решила поставить на своем, не считаясь с ней, с ее чувствами, думала Сефайна. И, значит, герцог ничем не лучше Изабель, если он готов ей подчиняться.

Но почему он так заискивает перед ее мачехой? Почему покорно согласился? Да потому, подумала она с горькой иронией, что со временем ее ждет богатство. И деньги ее матери будет транжирить человек, которого она презирает, которого возненавидит.

Коридор заканчивался открытой дверью. За дверью, догадалась Сефайна, была часовня.

Ее обуял ужас.

Как сможет она отвечать священнику? Ведь это же грех перед Господом, кощунственная насмешка над таинством брака!

У дверей дворецкий отступил в сторону, и графиня вплыла внутрь. Сефайна последовала за ней, не решаясь поднять глаза на того, кто ждал ее у алтаря.

Графиня шествовала по короткому проходу. На ее губах играла победная улыбка – она увидела герцога на ступеньке перед престолом. Позади стоял его капеллан. На престоле горело шесть свечей, но он не был убран цветами.

Как и дворец, часовня настоятельно нуждалась в ремонте. По витражам змеились трещины, в них недоставало стекол.

Крест на престоле потускнел, пелена, великолепный образчик вышивки елизаветинских времен, зиял прорехами.

Герцог обернулся к графине.

– Как видите, мы здесь, – произнесла та с торжеством в голосе.

Герцог, не отвечая, молча протянул руку. Она знала, чего он ждет, но заколебалась.

Герцог догадался, что она опасается, как бы он не ускользнул в последнюю минуту, порвав письма и отрекшись от их сделки. Нет, он истинный джентльмен и не нарушит слова, напомнила она себе. С большой неохотой она достала столь хорошо послужившие ей письма из сумочки, которая была сшита из той же материи, что и ее платье.

Герцог взял письма, проглядел их и спрятал во внутренний карман сюртука. Графиня направилась к резному креслу, предназначенному для епископа.

Герцог тоже повернулся, но не к Сефайне, а к престолу.

Сефайна остановилась в нескольких шагах от них, и теперь капеллан сказал ей негромко:

– Встаньте рядом со своим женихом. Сефайне хотелось негодующе закричать, последний раз воззвать о спасении. Но, как будто догадавшись о ее мыслях, Изабель поднялась с кресла и обратила на падчерицу взгляд, который яснее всяких слов объяснял, что с ней будет, если она ослушается.

Тем временем Сефайна вдруг вспомнила, что находится в священном месте. В часовне, в Божьем доме, где безобразная сцена просто немыслима. Если она попробует убежать, ее поймают и приведут обратно, если она будет возражать, ее не станут слушать. Раз герцог дал согласие на такое неслыханное насилие, то он объединит усилия с ее мачехой и они вынудят ее подчиниться.

Медленно, словно каждый шаг был мукой, она подошла к герцогу и встала рядом с ним.

Она так и не решилась взглянуть на него прямо, хотя и видела, как ее мачеха отдала ему какие-то бумаги, наверное, брачный контракт или еще какие-нибудь документы, необходимые для заключения брака.

Теперь, стоя рядом с ним, она почувствовала, что он дрожит от гнева.

«Как может маменька поступать таким образом с нами обоими?» – подумала она.

Герцог показался ей таким высоким и грозным, что она почувствовала себя совершенно беспомощной. И она здесь совсем одна среди врагов! Ее отец ничего не знает, а мать на Небесах, если и знает, то бессильна помочь.