И вот как в таких условиях мне отправлять сына Георгия в Звездный лицей в Звездном же городке? Я обещал, да и что ему тут делать, когда пионерский лагерь из-под моих окон уедет в августе учиться? А как я обеспечу охрану шестилетнему мальчику? Среди тысяч других детей в лицее! Однажды Георгия с матерью уже захватывали революционные террористы, и мальчик выжил лишь чудом, а его мать убили прямо у него на глазах!

Тем более что заговор генералов не единственный. Те же крупные землевладельцы вновь поднимают голову, напуганные обещанной мной земельной реформой. Родовитая аристократия, недовольная моим законом о служении, по которому любой дворянин, вне зависимости от пола, титула и состояния, должен был служить отечеству не менее сорока лет. Никаких лежаний на солнышке и чесаний дворянского пуза больше не позволялось. Кому понравится такое? Верно, никому.

Мог я этого всего не делать? Нет, не мог. Ибо только так я сумел предотвратить хаос революции, фактически возглавив ее и став ее государем.

– Что еще обсуждают в свете?

Евстратий усмехнулся в бороду.

– Свадебку обсуждают. Будущую.

– Чью же?

– Вашу, государь.

Распрямляю спину, опершись руками на край стола.

– И?

Тот пожал плечами.

– Да ничего особенного. Ваши виды на Италию, принцессу Иоланду, то, как она закрутила все в Риме вокруг своей особы, невзирая на свой юный возраст. Никакие поставки из Италии в Россию больше без нее не делаются… И вот еще что, государь…

Я напрягся. Этот тон я уже узнаю, и ничего хорошего он не сулит.

– Говори.

Елизаров как-то крякнул, но все же мысль закончил:

– Вы бы, государь, сыну-то про свадебку сказали сами, а то, неровен час, кто чужой скажет, да перекрутит все. Знаете сами, как оно бывает…

М-да. Вот и еще одна проблема на мою голову.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 30 июня (13 июля) 1917 года

Наша игра с Елизаровым затянулась до позднего вечера. Мне было о чем подумать, а он, само собой, никуда от царственной особы не торопился, тем более что при этой особе он и состоял камердинером. Так что гремели разбиваемые пирамиды, щелкали друг о друга шары, а игроки играли сугубо на интерес, пусть без особого азарта, но зато и без лишнего напряга.

Я задавал вопросы, а мой неофициальный руководитель неофициальной же личной разведки давал пояснения, рассказывая о разговорах в высшем свете, о том, что говорят в домах сильных мира сего, у кого с кем дела и какие, кто и где оказался замешанным в каком светском скандале, кто из гвардейских офицеров в очередной раз грандиозно продулся или попал в какой-то значимый конфуз. Кто с кем спит, кто о ком сплетничает, кто против кого плетет интриги.

Разумеется, в докладе были и основные тренды дня – обсуждение «Героев Осовца», заговора против моей высочайшей особы, моей предстоящей свадьбы, в скорости которой, как выяснилось, были уверены практически все, да и тому подобные темы, которые неизбежны в любом столичном обществе, имеющем доступ к вершинам власти. Такая картина была всегда и, вне всякого сомнения, такой всегда и будет, при любой власти и при любом строе.

Естественно, у меня из головы не выходили слова Евстратия о том, что нужно поговорить с Георгием. Я откровенно страшился этого разговора и всячески его оттягивал. И не потому, что духу не хватало, а во многом потому, что чувствовал нестерпимую фальшь во всем происходящем. Для Георгия графиня Брасова была матерью, самым дорогим человеком, а для меня она была кем угодно, но только не любимой женщиной. Я если и скорбел о ней, то отнюдь не потому, что мне ее как-то в жизни не хватало. Но вот Георгий…

И мне приходилось подыгрывать сыну, когда он вспоминал о своей погибшей матери. Подыгрывать, стараясь не выдать фальшь и не слишком уж переигрывать.

Но теперь мне предстоял брак. И я должен об этом сказать, глядя ему в глаза, по прошествии всего четырех месяцев со дня гибели графини Брасовой. И реакция Георгия имела тут немаловажное значение. Сумеет ли он понять меня или сочтет мое решение черным предательством? Будь он года на два-три младше или на несколько лет старше, то, возможно, все было бы не так болезненно.

Но как объяснить шестилетнему мальчишке, что такое брак в интересах государства и династии? Не рассказать, а так, чтобы он это понял и своей сутью почувствовал? Ведь от этого зависят не только наши с ним отношения, но и то, как он будет относиться к своей будущей мачехе. Ведь фактически это именно так.

Слушая побасенки Евстратия, я думал над тем, что, по сути, я сам мало что знаю о своей избраннице.

Что я знал о ней? Из будущего (моего) не так уж и много. Да и то лишь поверхностно. Что-то где-то читал в контексте прихода Муссолини к власти и взаимоотношений дуче с королевской семьей. Ну вот не изучал я Иоланду целенаправленно! Да и с чего бы мне такая мысль вообще в голову пришла-то? Хорошо, что вообще хоть что-то помнил, да и то все больше какие-то обрывки сведений. Помню, что принцесса, в силу всех пертурбаций в Европе и в Италии, была выдана замуж за какого-то местного графа. Была вроде у нее куча детей, то ли пять, то ли шесть. Была весьма активна во всяких начинаниях, но развернуться не смогла или, что скорее всего, не имела возможности. Собственно, на этом мои познания и заканчиваются. А, вот еще, пожалуй, главное – никакими генетическими заболеваниями вроде не страдала. Правда, если мне память не изменяет, была у них в Савойском доме семейная черта, выражавшаяся в склонности к высокому росту. Ну, это дело такое, монарху лишний рост не помеха, говорю это с высоты своих нынешних 186 сантиметров. Так что это меня не слишком беспокоит.

А беспокоит меня совершенно иное. Со «свадебкой», как выражается Елизаров, действительно надо что-то решать. Понятно, что в эту эпоху такие вопросы на раз-два не решались, но и затягивать процесс бесконечно не хотелось бы. В свете бурно развивающихся событий в Европе нам нужна большая определенность в отношениях с Италией. И как можно скорее.

Поэтому, давая возможность князю Волконскому изучить характер и личность принцессы Иоланды, более полно войти в курс происходящего в Риме, вникнуть в те расклады, которые имелись в Вечном городе вокруг королевского двора, и изучить мнение самих итальянцев о своей принцессе, я все же торопился с принятием трудного решения.

Не скрою, милая девушка Иоланда вызывала у меня определенную симпатию, но ведь на мой выбор будущей супруги влияли вещи куда более весомые, чем какие-то там чувства или симпатии.

Стратегический союз с Италией был важен России, причем куда более важен, чем возможный союз с Францией, реши я, к примеру, жениться на французской принцессе, как мне намекал генерал Жоффр. Равноправный союз ни с Францией, ни с Великобританией, ни с Германией, ни с США невозможен априори, поскольку Россия при любых раскладах окажется в подчиненном положении, которое будет дипломатично маскироваться статусом младшего партнера. Собственно, членство в Антанте и изначальный франко-русский военный союз фактически и поставил Россию в положение полуколонии в отношениях с Парижем.