— У меня нет ни малейшего желания знакомиться с посторонними.

Она повернулась к нему спиной, а, встретив следующий раз, сделала вид, что его не видит.

Мисс Кинг была крошечной старой женщиной, являя собой небольшое количество костей в мешке из морщинистой кожи. Ее лицо было изборождено глубокими складками. С первого взгляда становилось ясно, что она носит парик. Накладные волосы мышиного цвета имели весьма сложную прическу, но на голове сидели иногда криво. Кроме того, дама обожала яркую раскраску — ее видавшие виды щеки украшали алые пятна, а губы были кроваво-красными. Облачалась она в фантастически яркие, веселые наряды, выглядевшие так, словно были куплены по случаю в лавке подержанной одежды. В дневное время мисс Кинг носила огромные, исключительно девичьи шляпки. Вышагивала она в крошечных, элегантных туфельках на высоченном каблуке. Вид ее был настолько гротескным, что вызывал не насмешку, а ужас. Увидев ее на улице, люди впадали в оцепенение и, открыв рты, долго смотрели ей вслед. Эшендену сказали, что мисс Кинг не была в Англии с тех пор, когда ее наняли гувернанткой для матери принца, и мысль о том, что она в течение всех этих долгих лет не видела ничего, кроме гаремов Каира, не могла не приводить его в изумление. Определить ее возраст было невозможно. Страшно представить, сколько кратких восточных жизней промелькнуло перед ее взором и какие мрачные секреты могли храниться в ее памяти! Эшендену было интересно, откуда она родом. Находясь так долго вдали от своей страны, она не могла иметь там ни родственников, ни друзей. Эшенден знал, что она настроена крайне антианглийски, и, судя потому, насколько грубо она ему ответила, можно было предположить, что ей велели быть с ним настороже. Говорила она только по-французски. Интересно, о чем она размышляла во время обедов и ужинов, сидя в одиночестве за столом? Читает ли она когда-нибудь, спрашивал себя Эшенден. После еды она сразу поднималась наверх, и ее никогда не видели в общих гостиных. Интересно, что она думает об этих эмансипированных принцессах, носящих кричащие платья и танцующих с незнакомыми мужчинами во второразрядных кафе. Когда мисс Кинг, выйдя из обеденного зала, проходила мимо Эшендена, тому показалось, что неподвижную маску ее физиономии исказила гримаса гнева. Создавалось впечатление, что она его активно не любит. Их взгляды скрестились, и они некоторое время молча смотрели друг на друга. Эшендену казалось, что мисс Кинг хочет сделать все, чтобы ее взор нес в себе молчаливое оскорбление. На старческом, ярко разрисованном лице это могло выглядеть забавным абсурдом, если бы там не было чего-то такого, что вызывало странную жалость. Между тем баронесса де Хиггинс закончила ужин. Взяв свою шейную косынку и ридикюль, она неспешно поплыла между кланяющихся со всех сторон официантов по обширному обеденному залу. Выглядела баронесса необыкновенно величественно. Рядом со столом Эшендена она остановилась.

— Я так рада, что вы сможете сыграть в бридж этим вечером, — сказала баронесса на превосходном английском, с едва заметными следами немецкого акцента. — Не могли бы вы прийти в мою гостиную, после того как закончите ужин и выпьете кофе?

— Какое прекрасное платье, — заметил Эшенден.

— Просто ужасающее. Мне совсем нечего надеть. Поскольку у меня нет возможности поехать в Париж, я не представляю, что мне делать. Эти отвратительные пруссаки, — она повысила голос, и ее «р» стало гортанным, — почему они так стремились втянуть мою бедную страну в эту страшную войну?

Она улыбнулась — это была ослепительная улыбка — и отплыла. Эшенден закончил ужинать одним из последних, и, когда он уходил, зал был почти пуст. Проходя мимо графа Холцминдена, Эшенден, чувствуя какое-то неудержимое веселье, рискнул едва заметно подмигнуть. Германский агент не мог быть до конца уверен, подмигивал ли ему англичанин, а если уловил жест, то напрягал мозги, пытаясь понять, что он может означать. Эшенден поднялся на второй этаж и постучал в дверь баронессы.

— Entrez, entrez,[3]— сказал дама и широко распахнула дверь.

Затем она сердечно потрясла обе руки гостя и провела его в номер. Он увидел, что два человека, призванные довести число игроков до четырех, уже прибыли. Это был принц Али и его секретарь. Эшенден остолбенел.

— Позвольте, Ваше Высочество, представить вам мистера Эшендена, — произнесла баронесса на беглом французском.

Эшенден поклонился и принял протянутую руку. Принц окинул его быстрым взглядом, но ничего не сказал.

— Не знаю, право, встречались ли вы с пашой? — продолжила мадам де Хиггинс.

— Счастлив с вами познакомиться, мистер Эшенден, — сказал секретарь принца, дружески пожимая руку англичанина. — Наша прекрасная баронесса рассказывала о вашем искусстве играть в бридж, а Его Высочество является страстным поклонником этой игры. N’est-ce pas, Altesse?[4]

— Oui, oui,[5] — ответил Принц.

Мустафе-паше на вид можно было дать лет сорок пять. Крупный, довольно тучный мужчина с большими бегающими глазами и огромными черными усами был облачен в элегантный вечерний костюм, грудь его сорочки украшал крупный бриллиант, а голову — национальный головной убор — феска. Он был чрезмерно словоохотлив, и слова из его рта сыпались безостановочно, словно мраморные шарики из мешка. Паша демонстрировал исключительную вежливость и из кожи лез вон, подчеркивая свое почтение к Эшендену. Принц сидел молча, спокойно глядя на Эшендена из-под тяжелых век.

— Я не встречал вас в клубе, месье. Вы не любитель баккара?

— Играю, но очень редко.

— Баронесса, которая читает все, сказала мне, что вы замечательный писатель. Я, к сожалению, по-английски не читаю.

Баронесса, сделав Эшендену весьма льстивый комплимент, который он выслушал с приличествующей моменту благодарной вежливостью. Затем, подав гостям кофе и напитки, она достала карты. Эшенден продолжал недоумевать, почему его вдруг пригласили на игру. Он льстил себе, полагая, что питает в отношении себя очень мало иллюзий, что же касается бриджа, то иллюзий не было вовсе. Эшенден знал, что является неплохим игроком второй лиги. Но поскольку ему доводилось часто сидеть за одним столом с асами бриджа, он давно понял, что живет с ними на разных улицах. На сей раз они играли в контракт-бридж, с которым он был не очень знаком. Ставки были высокими, но игра явно лишь служила предлогом для встречи, и Эшенден понятия не имел, какие тайные игрища здесь ведутся. Можно было предположить, что принц и паша, зная, что Эшенден является британским агентом, решили лично узнать, что он представляет собой как личность. Вот уже два дня Эшенден ощущал в атмосфере отеля какое-то напряжение, и эта встреча лишь подтверждала его подозрения. Но он оставался в полном неведении, что в действительности происходит. Ничего серьезного, если судить по последним донесениям его агентов, не происходило. Теперь он был убежден, что за визит швейцарских полицейских он должен благодарить баронессу, а встреча за карточным столом была организована после того, как выяснилось, что детективы ничего не смогли обнаружить. Мотивы встречи оставались тайной, но от игры тем не менее отвлекали. Играя роббер за роббером, Эшенден вел нескончаемую беседу, следя за своими словами не менее внимательно, чем за тем, что говорят другие. Они много говорили о войне, и баронесса — так же как и паша — демонстрировали при этом сильные антигерманские настроения. Сердце баронессы принадлежало Англии, откуда происходили ее предки (грум из Йоркшира), а паша считал Париж своим духовным домом. Когда паша заговорил о ночной жизни Монмартра, принц впервые нарушил молчание.