Просто иди к нему. Ты сама всё поймёшь. Слушай своё сердце, Эмма! А мы пока оставим вас.

Ну, так что же твоё сердце, Эмма? Что говорит оно тебе? Холодно ли оно или горячо? Может на нём уже морозные узоры? Когда ты смотришь на него, на того, кто лежит перед тобой на этих окровавленных тряпках, на того, кого ты чувствуешь так близко… эти гордые линии его лица и плеч… Гордость, для кого-то выглядящая высокомерием.

Даже сейчас, израненный, на грани жизни и смерти, он не выглядит жалким.

Что ты чувствуешь, когда держишь его за руку? Ледяная, безжизненная рука. Как же она прекрасна… Надо согреть её… Каждый пальчик… Живи, мой милый, живи… Живи! Слышишь?!

— Ким!

Эмма наклонилась к Киму, растирая его ладонь.

— Ким! Ты меня слышишь? Ох, ты ж, Господи…

Она дышала в его руки, гладила, тёрла, целовала, и то ругала его, то успокаивала. Она почувствовала, как на запястье его, под кожей дёрнулась вена, и мало-помалу руки его начали теплеть.

— Радость ты моя непутёвая… Ну, давай… Приходи в себя!

Эмма забыла обо всём, что так долго носила в душе, в тайне надеясь, что когда-нибудь они встретятся вновь и она всё-всё ему выскажет.

Ким открыл глаза.

Он смотрел на Эмму, словно не узнавая, и закрыл их снова.

— Ким!

Эмма замерла с дрожащей рукой у его щеки. Ким вздохнув, открыл глаза и уже смотрел на Эмму совсем по-другому.

— Эмма… Как ты… здесь?..

— Я пришла… То есть Рагвард привел меня сюда. Сказал, что надо тебя спасать.

— Какое-то чудище позвало тебя, и ты согласилась пойти неизвестно куда?

— Конечно. Это был шанс увидеть тебя и сказать.

— Что сказать?

— Сказать, что я… что я ненавижу тебя.

— Получилось? — Ким спросил с заметной улыбкой, не выпуская её руку из своей.

— Нет. А как бы ты поступил на моём месте?

Ким перевел взгляд в сторону.

— Я не знаю. Это сложно, Эмма.

— Прекрати… Это просто как дышать, это…

— А где Урих? — Ким перебил Эмму и прижал её к себе. — И где я вообще?

— Урих это кто?

Быстрый топот сотряс дом и возле Кима вырос запыхавшийся Урих:

— Я здесь, величество! Фу-ух, хвала небесам, ты к нам вернулся! Ну и напугал же ты меня! — Урих в возбуждении давал круги и чуть не разнёс крыльями комнату. — На нас напали какие-то дикие карлики, ты помнишь? Во, отлично, так вот… А потом тебя подстрелили дротиком с ядом.

— Карлики?

— Да ну, какие карлики. Они для этого слишком тупые. Я видел след от подковы, а потом этот дротик… Это кентавр, величество. Кентавр.

— Что-то я не помню, чтобы я ссорился с кентаврами, — задумчиво и озадаченно сказал Ким. — Мы с ними и не воевали никогда. У них и государства-то нет, живут поодиночке, где придется.

— Ты мало о них знаешь, величество. Да, у них нет государства. Они живут разбоем, единственное, что они хорошо умеют делать — убивать. Это наемники без принципов, законов и кодексов. Никто и нигде не может просто так поднять руку на короля. Нигде, кроме Ничьей территории.

— Они пасли нас, Урих.

— Так точно. Жемчужина. Та, жемчужина, что дал тебе Валет — через неё они следили за тобой. Йорф уже уничтожил её.

— Йорф?

— Йорф, хозяин этого дома. Он лекарь. Я успел принести тебя к нему. Мы в Гаттерсварре, Климент Иммануэль. А вот и он!

В комнату зашёл Йорф — тот самый мужик, что наставлял Эмму.

— Мне надо осмотреть нашего пациента, — сказал он без лишних сантиментов. — Без свидетелей.

— Ну-с, пройдёмте, сударыня на воздух, — Урих с реверансом обратился к Эмме, которая молча слушала весь этот кошмар.

На воздухе она устроилась на пеньке. Если бы не слабый свет от окна, была бы абсолютная тьма. Урих растянулся рядом. Как изрядный любитель сплетен, он еле сдерживался, чтобы не засыпать Эмму вопросами. Его терзало любопытство. Но первой заговорила Эмма:

— Кто хочет убить Кима?

— Ну-у, знаете, сударыня, желающих это сделать так много, что я даже затрудняюсь конкретно ответить на ваш вопрос. Идёт война. Плюс ещё эта смута…

— Смута?

— Не все хотят видеть его на троне. И у них есть возможность скинуть его оттуда. Как мы видим… Только какое-то чудо спасло его сегодня.

Эмма растерянно смотрела куда-то во тьму:

— А где Рагвард?

— Опять исчез, — пожал плечами Урих. — Сказал, что появится тогда, когда сможет вернуть вас обратно. День, два… А впрочем, не будем загадывать.

— Я останусь с вами? Это опасно?

— Очень, — честно ответил Урих.

Эмма заметно сникла. Она не задумываясь пришла спасать нечужую ей жизнь, но что же до её жизни, господа?..

— Урих, он у меня!

На ступени вышел довольный, но ещё немного слабый Ким. Он что-то держал в руке и показал это дракону. Тот удивлённо фыркнул.

Ким подошёл к Эмме и сел возле, положив голову на ее колени.

— Солнышко, он у меня! Третий Сигил!

— Какой сигил? — не поняла Эмма.

— Потом расскажу… Урих, представляешь, он был у Йорфа. Я ему ни слова не сказал, а он говорит: «возьми, ты шёл сюда за этим…». И Сигил мне протягивает.

— Чудно… Что же теперь, величество?

— Теперь Каргардия. Родина драконов, — Ким выразительно смотрел на Уриха, с блаженно-усталой улыбкой.

— О, да! Каргардия… Сто лет там не был! — Урих шурудил кустом малины и спелые ягоды сыпались с веточек прямо в раскрытую пасть дракона. — М-м-м! Сладкая какая… Я прокачу вас по волшебным полям лотоса… В тихих лиманах на рассвете они так красивы!

— Урих, лотосы это прекрасно. Но нам нужен Хранитель Чаш. Ты знаешь, кто это? У него четвертый Сигил.

Урих молча жевал малину.

— Урих?!

— Да, я знаю Хранителя Чаш. Её зовут Мудрая Берта. Это моя троюродная тётка.

— Отлично. Проведешь нас к ней.

— Я бы не сказал, что очень хочу этой встречи. М-м-м… В общем… Ладно. Когда отправляемся?

— Завтра утром. Йорф обещал провести нас незаметно по ущелью к границе с Аглером. Оттуда ты уже сможешь спокойно лететь, и через море доберёмся до ваших берегов.

* * *

Озеро Вар, огромное, неспокойное, было последним препятствием на пути в Аглер, которому принадлежал малая его часть, большая его часть принадлежала Гаттерсварре. И лететь над этой частью было бы крайне неразумно и рискованно.

Урих, хмыкая, всматривался в пейзаж долины, который плавно перетекал в озерную синеву. На берегу озера виднелись домишки маленького рыбацкого поселка.

У пристани было несколько баркасов, вернувшихся с промысла. Возле них суетился народ — рыбаки и местная детвора.

Это был первое