Отрицать тот факт, что он страшно нуждался в помощи, было бы глупо и неправильно, а ответить нахально и вызывающе, — так, как ответил бы сам Дарио на его месте, — ему не хотелось. Чтобы не уподобляться своему давнему противнику, Серафин сказал со своей обычной приветливой улыбкой:

— А ты здорово с саблей управляешься. Я бы не подумал.

— Мало ли кто чего думает. Можно и ошибиться.

— Бывает и такое.

Боро с Тицианом подбирали свои еще тлеющие факелы и тушили, поколачивая ими о стены домов. Только теперь Серафин заметил у них пузатые бутылки, подвешенные к поясу. В бутылках была, наверное, зажигательная смесь; потому-то и огонь так внезапно и сильно разгорался. Он вспомнил, что два дня назад ученики Арчимбольдо ушли из мастерской волшебных зеркал, чтобы присоединиться к отрядам сопротивления и воевать против Египетской Империи. Но его удивило то, как скоро и ловко ребята научились бросать зажигательные бутылки. Впрочем, возможно, они это и раньше умели. Он о них почти ничего не знал.

— Я думал, что ты сумеешь от них удрать, — сказал Дарио, — воры ведь никудышные вояки…

— Но не трусы. — Серафин решился спросить: — А что вам-то от меня надо? Ведь вы не просто так меня разыскивали.

— Да, мы тебя искали, — сказал Боро. Дарио угрюмо кивнул и отвернулся. Самолюбивому парню не хотелось в этом признаться. — Тебя кое-кто хочет видеть.

— Вот как? — У Серафина глаза на лоб вылезли.

— Мы теперь больше не зеркальщики, — Дарио решил сам продолжить разговор.

— Да, я об этом слыхал.

— Мы примкнули к восставшим, к защитникам города.

— Звучит здорово.

— Ты не смейся…

— Да нет же, вы отлично поработали. Уложили шестерых из этих… гадов.

— И посла египетского тоже, — добавил Дарио.

— И посла, — повторил Серафин. — Мне одному с ними бы не справиться. Выходит, я не гожусь в защитники, да?

Все знали, что если Серафин и не так виртуозно владеет холодным оружием, как Дарио, зато бывший мастер-вор имеет массу других талантов.

— Наш главный командир хочет с тобой поговорить, — сказал Дарио.

— А я-то думал, командир — это ты.

Глаза Дарио потемнели от ярости и стали похожи на черные глазницы мумий.

— Никто тебя не заставляет записываться в мои друзья. Ты должен только подчиняться. Думаю, этого-то мы от тебя можем требовать.

— Да, — сказал Серафин. — Признаю. Согласен.

— Ладно, тогда пойдешь с нами.

— Куда?

Трое ребят переглянулись, и Дарио понизил голос:

— В свободный анклав, — буркнул он.

Мерле еще издалека заметила статуи, такие большие, каких она никогда в жизни не видела. Ужасно большие.

Десять каменных изваяний — каждое, если прикинуть на глаз, метров сто или сто двадцать высотой, а может быть, и выше, стояли по краям гигантской дыры в земле. Это действительно была настоящая дырища. Не кратер и не впадина, а дыра, у которой нет дна. По крайней мере, такое создавалось впечатление по мере приближения к ней. Будто какой-то космический исполин одним ударом проломил земную кору, как яичную скорлупу. Эта бездонная пропасть была не круглой, а продолговатой и по размеру, казалось, превосходила самый крупный остров Венеции.

Когда Фермитракс подлетел ближе, они увидели, что пропасть затянута пеленой густых испарений, которые не давали ничего разглядеть — ни вглубь, ни вдаль. Мерле видела теперь только ближний край пропасти под собой, словно лев принес ее на край земли, а горизонт терялся в тумане. Ее охватило чувство страшного одиночества и незащищенности, хотя с ней были и Королева Флюирия, и Фермитракс.

Еще далеко отсюда ее стал беспокоить странный запах — не тошнотворный запах серы, как было при появлении посланца Ада на площади Сан-Марко, а сладковатый, но тоже мерзкий, будто что-то гнило и разлагалось в глубинах земли. «Не иначе как там что-то испортилось, — с досадой подумала Мерле. — Или попросту Земля загнивает изнутри, как на дереве яблоко, подточенное червями. И черви эти — египтяне. Или, — поправила она себя, — гниют все те, кто влез в эту страшную всемирную войну».

Нет, сама-то она не по своей воле оказалась чуть ли не в центре военных действий. И миллиарды других людей тоже не хотят воевать. В эту минуту Мерле впервые осознала и поняла, какую ответственность она на себя взвалила: ведь ей надо найти союзников в борьбе против египтян, ей приходится спасать целый мир.

— Да, от нашествия египтян.

«Вот и Королева объявилась. Она тоже замешана в этой войне. Небось не лучше других…»

— Не говори глупостей, — сказала Королева.

— Но ведь это правда.

— Нет, не правда. Никто не хочет воевать и проливать кровь. Но египтяне не желают никого признавать и не помышляют о переговорах. Иного выхода нет. Да, у яблока, гниющего на дереве, выбора нет, но мы можем найти решение. Мы должны попытаться себя защитить.

— Но тогда война никогда не кончится. Опять будут гибнуть люди.

— Да, — грустно сказала Королева. — Будут гибнуть и умирать.

Мерле подняла голову над гривой Фермитракса и посмотрела вперед. Справа и слева от нее мерно поднимались и опускались два обсидиановых крыла. Легкое шуршание то становилось тише, то усиливалось и успокаивало, почти убаюкивало. Мерле уже не прислушивалась с тревогой к шелесту крыльев, ставшему для нее чем-то своим и родным, как само биение сердца каменного льва. Она будто срослась с этим обсидиановым гигантом, сжилась с ним так же, как с Королевой. Ей казалось вполне естественным, что они трое, когда-то существовавшие по отдельности, стали единым целым. Вроде египтян, которых на земле миллионы, но которые мыслят все как один; действуют и поступают все как один — как Фараон.

«Да, — услышала она насмешливый голос в самой себе, но это был не голос Королевы Флюирии, — да, а потом явится прекрасный принц на белом коне и унесет тебя в свой замок из белых роз, и вы тоже станете единым целым…»

Рычание Фермитракса вернуло Мерле к действительности:

— Какие они… огромные!

Мерле поняла, что он имеет в виду. Чем ближе они подлетали к статуям, тем больше они казались, будто на глазах росли и поднимались все выше и выше. Вот-вот пробьют головами облака, раскроют рты и начнут заглатывать звезды на небе.

— Это — стражи. Их изваяли египтяне, — сказала Королева голосом Мерле, чтобы ее и Фермитракс услышал. — Здесь когда-то сошлись в бою войска египтян и армии Царева Государства. Оглядитесь — вокруг пустынная, голая, безлюдная местность. Исчезли даже птицы и насекомые. Можно подумать, что истерзанная Земля взбунтовалась против смертоубийственного сражения, собрала последние силы и поглотила всех и вся, что на ней находилось.