Он понимал это, он всегда понимал. Она впилась зубами ему в плечо, а он схватил ее с силой, вознося туда, где не было места мыслям, заботам, жестокостям мира.

Обжигая ей кожу губами и языком, впиваясь сквозь грудь прямо в сердце, рукой он забрался ей между ног и увлек ее, сотрясаемую первым оргазмом, за собой под воду. Задыхаясь, не видя ничего, она прижалась к нему, нырнула в водоворот ощущений лишь для того, чтобы с животным экстатическим криком вынырнуть вместе с ним обратно.

Мокрая, сгорающая от желания, она обвилась вокруг него, столь же требовательная, нетерпеливая, как и он. И та тревога, что он видел в ее глазах, та печаль, что он чувствовал в ней, испарились. С ними ушло и все его беспокойство, все, кроме этого безумного, почти безжалостного желания.

Прижав ее к стенке и вцепившись ей пальцами в бедра, он вошел в нее.

Прижавшись ртом к ее рту, он заглушил ее отчаянные вздохи. Ему хотелось глотать их, как воздух, заглатывать ее жадными, глубокими глотками. Вода вокруг них всплескивала и колыхалась, омывая кожу голубоватым инопланетным свечением.

— Еще, — повторял он, погружаясь, утопая в ней. — Еще.

«Да, — думала она, — Да. Еще».

Она схватилась руками за бортик и обхватила его ногами вокруг пояса. Прогнулась назад, откинула голову, впитывая в себя еще и еще, пока эхо ее криков не наполнило помещение. Пока она не выпила все до самого дна.

Рорк знал: будь ее воля, они бы наскоро перекусили и все обсудили прямо у нее в кабинете. Но это был опять-таки тот случай, решил он, когда нужно нечто большее. Раз уж лето отказывалось сдавать свои права, он распорядился накрыть стол на одной из террас с видом на цветущий и благоухающий сад.

Свечи на столе тихо мерцали, солнце зашло, но сумерки по-прежнему упорно хранили влагу утреннего ливня.

— У меня еще куча работы, — начала Ева.

— Не сомневаюсь, и у тебя будет столько времени, сколько тебе потребуется, как только введешь меня в курс дела и немного поешь. Бифштекс, — добавил Рорк, приподняв крышку с блюда.

— Нечестный прием. — Ева жадно уставилась на бифштекс.

— С тобою только так и можно. Кстати, к жареной картошке у меня припасена целая бочка соли. — Он протянул ей бокал вина.

— Ну вот это уже просто низко, — против воли рассмеялась Ева, принимая бокал. — Знаешь мои слабости.

— Все до единой, — согласился Рорк.

Он надеялся, что ужин в саду летним вечером поможет ей найти силы все ему рассказать.

— Держу пари, пообедать ты сегодня забыла.

— Целое утро бумаги разгребала. Все думала: вот бы труп какой нашли, был бы повод слинять. Думай, что называется, о чем прочишь. Так оно всегда и выходит. Ужасно несправедливо.

Ева принялась рассказывать про Трея и Джули, про то, как тюремное начальство не торопилось известить их о побеге. Понимала, что самое неприятное она откладывает на последний момент. Собирается с духом, чтоб рассказать о том дне.

— Он хочет привлечь твое внимание, — заметил Рорк.

— И ему это удалось. Он получит его всецело, пока снова не сядет на нары. Нужно было давно его на спутник перевести, сразу, как только «Омегу» построили. Вот только…

— Они так и не предъявили ему обвинений в тех убийствах? Его матери, тех ненайденных девочек, пропавших женщин?

— Нет, не предъявили. Улик было мало. Особенно с точки зрения прокуроров, думающих, не как добиться правосудия, а как бы не испортить себе статистику доказанных в суде обвинений.

— Обидно было?

— Опыта у меня не было, — призналась Ева, пожав плечами, но жест вышел слишком нервозным. — Думала, на тех четырех девочек, мать и убитых напарниц хватит косвенных улик. Достаточно, чтобы предъявить обвинения. Но не мне было решать. Это была их работа.

— Но тебе по-прежнему обидно?

— Может быть. Но я уже не новичок и смотрю на вещи трезво. Макквин бы не раскололся. Финн целыми часами, днями напролет его мурыжил. Я в зоне наблюдения сидела. Даже прямо в комнату к нему меня однажды пустил. Думал, Макквин меня увидит, испугается или выйдет из себя, сболтнет что-нибудь, допустит ошибку. Но я забегаю вперед, — опомнилась она. — Лучше, наверно, начать с самого начала.

— Двенадцать лет назад, — начал за нее Рорк. — Ты только поступила в полицию.

— Я пытаюсь вспомнить, какой была тогда, мысленно представить. Вспомнить, что чувствовала. Помню, как мечтала стать копом. Настоящим, отличным копом. Дослужиться до детектива. Хотела в «убойный» отдел — всегда туда стремилась. Детектив отдела убийств. В департаменте никого не знала — да и в городе, в общем-то, тоже. Большинство салаг, вместе со мной окончивших Академию, распределили по другим районам. Мне достался Манхэттен, это было круто. Чувствовала, что попала на свое место.

Рорк вновь наполнил ее бокал.

— Помню ту фотографию, что ты мне на Рождество подарила, — подсказал он. — Ты в Академии. Сидишь за столом, совсем еще ребенок. Волосы длинные.

— К выпускному классу я их уже обкорнала.

— Но у тебя уже тогда были глаза копа.

— Я тогда еще многого не понимала. Столько всего не знала. Работала в небольшом участке на Нижнем Вест-Сайде, на углу Четвертой и Шестой. Центральное управление его лет, наверно, девять назад поглотило. Сейчас там клуб, «Тонкая синяя линия». Странно, не находишь? Слушай, а он, часом, не твой? — внезапно осенило ее.

— Нет, — покачал головой Рорк, но мысленно отметил, что ему было бы приятно купить первый участок, в котором она работала.

Ева вздохнула.

— Ладно. Значит, я буквально пару недель на службе была, патрулировала улицы. На такие места обычно новичков ставят. Жара такая же точно стояла, тоже конец лета. Только и думаешь: когда же оно наконец кончится? На самой южной окраине нашего района на улице ограбили парочку. Родители навещали дочь, та только что родила. Они отошли в магазин, купили кое-что для ребенка, возвращались назад. А по дороге на них какой-то торчок напал со здоровенным ножом. И что-то ему показалось, что те недостаточно проворно карманы выворачивают, так что он женщину кольнул, чтоб поторапливались. Ну, дальше — больше, короче, она в критическом состоянии, но пока еще в сознании, у мужа дюжина ранений, не выжил. Звала, пока кто-то не прибежал. Вот так, посреди бела дня, в приличном, в общем-то, районе. Просто рядом никого не оказалось, не повезло людям. Дело дали Фини.

— Значит, все-таки повезло, — вставил Рорк.

— Ага. Черт, Рорк, как он работал! Знаю, его стихия — электроника, там ему нет равных. Но он был настоящим копом «убойного» отдела. Он с тех пор не сильно-то изменился: седины и морщин, конечно, прибавилось, но одевался и тогда так, словно не первый день уже прямо в одежде спит. Но за ним даже наблюдать — уже была наука. Как он обследовал место преступления, как работал со свидетелями…