старше Фрейда) в детстве. Однако здесь, как часто случается, когда Фрейд толкует позднейшие события в качестве всего лишь повторений паттернов детства, игнорируется действительное значение такой двойственности. В начале этой главы была уже кратко упомянута тенденция Фрейда испытывать зависимость и одновременно стыдиться ее и ненавидеть. Приняв от другого человека помощь и симпатию, Фрейд отрицает зависимость, прекращая с этим человеком всякие отношения и исключая его из своей жизни. Джонс замечает и подчеркивает это горячее стремление Фрейда к независимости, однако отчасти из-за тенденции идеализировать Фрейда, а отчасти из-за недостаточности ортодоксальных теоретических построений не обращает внимания на склонность к зависимости в характере Фрейда и на конфликт между гордым стремлением к независимости и рецептивной зависимостью.

Нечто очень похожее случилось и с отношением Фрейда к Флиссу. Самой поразительной чертой этой начавшейся в 1897 году дружбы опять же была зависимость Фрейда от Флисса. Пока дружба длилась, Фрейд выплескивал на Флисса свои мысли, надежды и печали, всегда ожидая, что тот будет сочувствующим и заинтересованным слушателем.

Вот очень характерные примеры такого отношения к Флиссу. 3 января 1899 года Фрейд пишет: «Я живу в мрачной темноте, пока ты не придешь, и тогда изливаю на тебя все свои жалобы, зажигаю свой мигающий светильник от твоего надежного огня и снова чувствую себя хорошо» [5; 272]. В письме от 30 июня 1896 года говорится: «Я в довольно угнетенном настроении, и все, что могу сказать, – это что предвкушаю наш конгресс [так Фрейд называет их встречи] как утоление голода и жажды. Я не привезу с собой ничего, кроме пары открытых ушей и разинутого рта. Я также ожидаю великих вещей – такой уж я эгоист – ради собственных целей. У меня возникли некоторые сомнения насчет моей теории подавления, которые твоими соображениями – вроде того, что мужская и женская менструация может иметь место у одного и того же человека – могли бы быть разрешены. Тревога, химические факторы и т. д. – может быть, ты сможешь снабдить меня солидным основанием для того, чтобы прекратить объяснять явления психологически и перейти на твердую физиологическую почву» [5; 169].

Это письмо особенно интересно в данном контексте тем, каким языком пользуется Фрейд: Флисс должен утолить его «голод и жажду» – это характерное выражение неосознанной орально-рецептивной зависимости. Также любопытно и то, что Фрейд высказывает надежду на обнаружение основы для понимания неврозов в физиологии, а не в психологии. Такая надежда в определенной степени говорит о старой любви Фрейда к физиологии, но в то же время ее не следует воспринимать слишком серьезно. Фрейд на самом деле не нуждался в получении от Флисса новых идей, хотя в этом письме он, по-видимому, подобное желание выражает. Фрейд уже доказал такие свои необыкновенные творческие дарования, что нам следует рассматривать высказанные в этом письме мысли исключительно как стремление к удовлетворению чисто эмоциональной зависимости. Фрейду был нужен кто-то, кто поддержал бы его, успокоил, ободрил, выслушал и даже насытил – и многие годы Флисс был именно тем, кто выполнял эту функцию.

Общей картине вполне соответствует то, что отношения были выраженно односторонними, когда дело касалось интереса к другому участнику. Нельзя не заметить, что Фрейд за все годы переписки пишет почти исключительно о себе и своих идеях и почти не интересуется Флиссом. Встречаются выражения вежливого внимания к личным обстоятельствам Флисса, но они по большей части носят поверхностный характер. Фрейд сам заметил это; в письме от 12 февраля 1900 года он признается: «Мне даже немного стыдно писать тебе только о себе» [5; 309]. По-видимому, Флисс жаловался на отсутствие отклика со стороны Фрейда, потому что в письме Фрейда от 3 октября 1897 года говорится: «Но ты не должен ожидать ответа на все; надеюсь, ты сделаешь скидку на то, что отсутствие ответа связано с ограниченностью моих знаний в твоей области, которая лежит вне сферы моих интересов» [5; 278].

Как и в случае с Брейером, разрыв произошел после нескольких лет самой тесной дружбы, и причины этого укладываются в общую картину орально-рецептивной зависимости. Согласно Джонсу, «мы в точности не знаем», как произошло столкновение. «Опубликованная впоследствии версия Флисса заключалась в том, что Фрейд неожиданно яростно напал на него, что представляется весьма маловероятным» [7; Vol. 1; 314]. (Учитывая амбивалентность Фрейда в дружеских отношениях, признаваемую самим Фрейдом и даже Джонсом, представляется, что ничего невероятного в этом не было.) Однако каково бы ни было столкновение, в переписке можно обнаружить две совершенно очевидные его причины. Одной была критика Флиссом метода Фрейда: Флисс говорил, что Фрейд вчитывает пациентам собственные мысли. Фрейд, который никогда добродушно не воспринимал критику, в наименьшей мере принял бы ее от друга, чьей функцией было поддерживать, поощрять и восхищаться.

Другая причина разрыва может быть найдена в реакции Фрейда на притязания Флисса на идею бисексуальности, что опять же позволяет нам увидеть его рецептивные устремления. Главное открытие Флисса заключалось в том, что бисексуальность может быть обнаружена как у мужчин, так и у женщин.

«На последней встрече в Ахензее летом 1900 года Фрейд объявил об этом [о том, что все человеческие существа бисексуальны] своему другу как о новой идее, на что изумленный Флисс ответил: «Но я говорил тебе о том же во время наших вечерних прогулок в Бреслау [в 1897 году], а ты отказался принять эту идею». Фрейд совершенно забыл тот разговор и отрицал всякое знание о нем; только неделей позже к нему вернулось воспоминание» [7; Vol. 1; 314–315].

В примечании Джонс комментирует: «Случай тяжелой амнезии! Только за год до того Фрейд писал: «Ты, несомненно, прав насчет бисексуальности. Я также привыкаю рассматривать каждый половой акт как происходящий с участием четырех индивидов» (письмо от 1 августа 1899 года). А еще годом раньше он выражал свой энтузиазм в следующих словах: «Я подчеркиваю важность концепции бисексуальности и рассматриваю твою идею об этом как самую значительную для моей работы после идеи защиты» (письмо от 4 января 1898 года)».

Джонс не делает попытки объяснить эту «амнезию» психоаналитически. Однако ответ совершенно ясен: Фрейд имел тенденцию получать и поглощать, а поэтому был склонен, особенно в отношении самых близких друзей, считать, что всякая идея принадлежит ему, хотя прекрасно знал, что ее высказал друг. Этот механизм освещается еще более ярко письмом, которое Фрейд написал Флиссу 7 августа 1901 года, через год после той злополучной встречи в Ахензее: «Нельзя скрыть тот факт, что мы в какой-то мере отдалились друг от друга. Я вижу это по многим признакам. Ты дошел до предела своего непонимания, ты выступаешь против меня и говоришь, что «чтец мыслей просто вчитывает свои мысли в других людей», что лишает мою работу всякой ценности». Показав таким образом