стали расходиться по общежитиям под дождем, который начал накрапывать, пока они ели, за исключением таких работяг, как Луиза, оставшихся убирать со столов.

Несмотря на глубокую усталость, та часть сознания Робин, которая постоянно напоминала ей, зачем она здесь, говорила ей, что сегодня вечером у нее будет наилучшая возможность найти пластиковый камень. Все на ферме только что насладились необычайно сытным ужином и, скорее всего, быстро уснут. И действительно, женщины вокруг нее быстро разделись, натянули пижамы, что-то быстро написали в своих дневниках, а затем упали в постель.

Робин сделала короткую запись в своем дневнике, затем тоже надела пижаму, оставив на себе еще слегка влажное нижнее белье. Оглянувшись по сторонам, она убедилась, что никто не видит, что она легла в постель в носках и кроссовках, спрятав спортивный костюм под одеялом. Через десять минут свет, которым управлял где-то главный выключатель, наконец-то погас.

Робин лежала в темноте, слушая дождь и заставляя себя не спать, хотя веки ее все время опускались. Вскоре за стуком в окно послышался храп и медленное, тяжелое дыхание. Она не решилась ждать долго, как и пытаться достать из-под кровати свою непромокаемую куртку. Стараясь не шуршать простынями, ей удалось натянуть спортивный костюм поверх пижамы. Медленно и осторожно она сползла с кровати и поползла к двери общежития, готовая сообщить всем, кто проснется, что она идет в туалет.

Она осторожно открыла дверь. В пустынном дворе не было ни одного электрического фонаря, хотя бассейн и фонтан Дайю сверкали в лунном свете, а на верхнем этаже фермерского дома светилось единственное окно.

Робин нащупала путь в обход здания по полосе земли между женским и мужским общежитиями, ее волосы быстро намокли под дождем. К тому времени, когда она добралась до конца прохода, ее глаза уже немного привыкли к темноте. Ее целью был участок густого леса, видневшийся из окна общежития, за которым находилось небольшое поле, на которое никто из новобранцев еще не заходил.

В конце прохода между общежитиями были посажены деревья и кустарники, которые закрывали поле от посторонних глаз. Осторожно пробираясь сквозь эти заросли, стараясь не споткнуться о корни, она увидела свет и остановилась между кустами.

Она обнаружила больше Комнат Уединения, таких, как та, которую она видела из кабинета доктора Чжоу, отгороженных от общежитий аккуратной растительностью. Сквозь кусты она видела свет, пробивающийся из-за шторы, которой были задернуты раздвижные стеклянные двери одной из них. Робин опасалась, что кто-то сейчас выйдет из нее или выглянет наружу. Она подождала минуту, обдумывая варианты, и решила рискнуть. Выйдя из-под прикрытия деревьев, она поползла дальше, продвигаясь в десяти метрах от домика.

В этот момент она поняла, что никому не грозит опасность немедленно покинуть комнату уединения. Из нее доносились ритмичные удары и ворчание, а также тоненькие визги, которые могли означать как удовольствие, так и боль. Робин поспешила дальше.

Пятистворчатые ворота отделяли поле от засаженной территории, на которой располагались Комнаты Уединения. Робин решила не открывать ворота, а перелезть через них. Перебравшись на другую сторону, она пустилась бежать трусцой, под ногами хлюпала мокрая земля, ее охватила едва сдерживаемая паника. Если на ферме установлены камеры ночного видения, то ее могут обнаружить в любой момент; Агентство, возможно, тщательно обследовало периметр, но оно не могло знать, какая технология наблюдения используется внутри. Разумное я твердило ей, что она нигде не видела никаких признаков камер, но страх не отпускал ее, и она поспешила в глубь леса.

Достигнув укрытия деревьев, она почувствовала облегчение, но теперь ее охватил страх иного рода. Ей показалось, что она снова видит улыбающуюся прозрачную фигуру Дайю в том виде, в каком она появилась в подвале несколько часов назад.

Это был трюк, сказала она себе. Ты знаешь, что это был трюк.

Но она не понимала, как это было сделано, а поверить в призраков, пробираясь вслепую через заросли, крапиву и перекрученные корни, когда треск веток под ногами звучал в ночной тишине не хуже выстрелов, а дождь бил по навесу над деревьями, было слишком легко.

Робин не могла понять, в правильном ли направлении она движется, так как из-за отсутствия проезжающих машин не была уверена, где находится дорога. Она блуждала минут десять, пока справа от нее не проехала машина, и она поняла, что находится в двадцати метрах от периметра.

Прошло почти полчаса, прежде чем она нашла небольшую полянку, вырубленную Барклаем внутри периметра стены с тяжелой колючей проволокой. Приседая, она ощупывала землю, и наконец ее пальцы нащупали что-то неестественно теплое и гладкое. Она подняла пластиковый камень из зарослей сорняков, где он лежал, и дрожащими руками раздвинула две половинки.

Включив фонарик, она увидела ручку, бумагу и записку, написанную знакомым почерком Страйка, и сердце ее забилось, как будто она увидела его лично. Она только успела убрать послание, как услышала голоса в лесу позади себя.

В ужасе Робин выключила фонарик и бросилась на землю в ближайшиие заросли крапивы, закрыв лицо руками, уверенная, что стук ее сердца будет слышен тому, кто ее преследовал. Ожидая окрика или требования показаться, она не услышала ничего, кроме шагов. Потом девушка заговорила.

— Мне п-п-показалось, что я увидела свет.

Робин лежала очень тихо, закрыв глаза, как будто это могло сделать ее менее заметной.

— Лунный свет на проводах, наверное, — сказал мужской голос. — Продолжай. Что ты хотела?

— Я н-н-нуждаюсь в том, чтобы ты м-м-м-меня снова увеличил.

— Лин… Я не могу.

— Ты д-должен, — сказала девушка, в голосе которой слышались слезы. — Или мне придется опять с ним ид-д-дти. Я не могу, Уилл. Я… я… я…

Она начала плакать.

— Шшш! — судорожно произнес Уилл.

Робин услышала шорох ткани и бормотание. Она догадалась, что Уилл обнял Лин, чьи рыдания теперь звучали приглушенно.

— Почему н-н-н…

— Ты знаешь, почему, — прошептал он.

— Меня от-т-тправят в Бирмингем, если я не пойду с ним, а я не м-м-могу оставить Цин, я н-не могу…

— Кто сказал, что ты поедешь в Бирмингем? — спросил Уилл.

— М-м-м-м-мазу, если я не пойду с н-н-н-н…

— Когда она тебе это сказала?

— В-в-вчера, но если я буду расти, то, может быть, она не будет м-м-м…

— О Боже, — сказал Уилл, и Робин никогда не слышала, чтобы эти два слога были более наполнены отчаянием.

Наступила тишина и слабые звуки движения.

Пожалуйста, не занимайтесь сексом, думала Робин, плотно закрыв глаза, лежа среди крапивы. Пожалуйста, не надо.

— Или