и чувств. Я не хотела, чтобы у меня были такие мысли, но я просто не могла больше. Я должна была использовать ту силу, которая осталась у нас с мамой, поэтому я просто позволила всему, что я думала и чувствовала, и поэтому вначале мне было лучше держаться от него подальше.

Когда я посмотрела на него, то увидела тот момент, когда поняла, что Итан мертв.

Как в короткометражном фильме, перед моим невооруженным взглядом с огромной скоростью промелькнули события той ночи.

В конце концов все снова будет хорошо, но до тех пор я буду делать все возможное, чтобы мама и я не сломались от потери Итана.

— Не будь так строга к Уэстону. Он страдает так же, как и мы с тобой. Я никогда не видел, чтобы человек так сильно любил кого-то.

Слова Чарльза рикошетом ударили по мне, и мне было больно их слышать, потому что я уже чувствовала, что разорвала эти отношения с Уэстоном и потеряла его.

Мы нашли любовь в безнадежном месте, и, возможно, эта любовь была достаточно сильной на короткое время, но не навсегда.

— Пожалуйста, Луна, не бросай его так. — Продолжал он, когда мы закончили и убрали чистую посуду.

— Ты думаешь, мне легко дается все это дерьмо? Как бы глупо это ни звучало, но когда я вижу Уэстона или просто думаю о нем, а я это делаю почти двадцать четыре семь, я вспоминаю тот момент, когда поняла, почему Уэстон умолял меня не ненавидеть его, пока Итана не протащили мимо меня и моей мамы в гребаном мешке для трупов. — Начала я кричать на него, становясь громче с каждым словом. — Итан был единственным, что у меня осталось от мамы. Я чувствую, что сейчас я теряю все. Моя мама ломается от его смерти, и я боюсь сломаться от этого тоже. — Продолжала я кричать на него, не обращая внимания на то, насколько громко я говорю и слышит ли меня мама, потому что в тот момент мне было на все наплевать.

Я чувствовала жар в своем теле, сердце бешено колотилось, и мне казалось, что своими словами я пустила кровь из своих вен. Еще большее потрясение я испытала, когда поняла, что мои глаза сухие.

Слезы не катились по моему лицу.

Чарльз смотрел на свои блестящие черные туфли, и никто из нас ничего не говорил.

Казалось, что мои слова все еще находятся в комнате и прилипли к стенам, как обои.

— Сейчас все просто ужасно, но я обещаю, что не позволю этому сломать тебя и твою маму. — Тихо пробормотал он, проводя пальцами по своим каштановым волосам.

Ничего не говоря, я сделала два шага к нему, сокращая расстояние между нами, и обняла его как можно крепче.

Я чувствовала себя ближе к Итану, когда обнимала Чарльза и разговаривала с ним.

Он обхватил меня руками, и мы простояли так на кухне несколько минут.

— Я не хочу спать один в этой квартире. — Прошептал он, и я почувствовала, как его челюсть сдвинулась на моей голове.

— Если хочешь, я застелю тебе диван. Ты можешь взять плед из двух моих одеял, которые лежат в моей кровати, и я уверена, что здесь лежит что-то, что может тебе подойти.

— Я буду спать в этой одежде. Все в порядке.

Без лишних слов он побежал к дивану, положил подушки на пол, а мне досталось одеяло, под которым я все равно не спала, потому что оно не пахло Уэстоном.

— Спокойной ночи, Чарльз. — Я подошла к выключателю и снова повернулась к нему: — И спасибо, что ты был рядом с нами. Я очень ценю это. — Продолжила я.

— Спокойной ночи, Луна.

53. Уэстон

Январь.

Наконец-то закончились праздники, которые я просто с трудом пережил. Это был ад — знать, что от Луны нет вестей.

Я хотел дать ей достаточно времени и заставить ее почувствовать, что я ее жду, но, возможно, ожидание было большим провалом, и она не вернется, а я потеряю все.

Папа сказал, что я должен сосредоточиться на своем здоровье, чтобы поскорее вернуться на каток в хоккейной экипировке.

А как я должен был заниматься своим сердцем, когда она была тем, что мне было нужно, чтобы дышать и лечиться?

Я хранил все наши общие воспоминания, надеясь, что не буду так сильно по ней скучать. Но я скучал по ней в каждую секунду, в каждый хороший или плохой момент, в каждый момент, когда мне хотелось ее рассмешить.

К этому времени мелкие порезы на моем лице и шее уже хорошо зажили и были лишь слегка красными. Рваная рана на виске, которой я ударился о стекло оконного проема, была заклеена маленькими белыми пластырями. О травме колена и предплечья я уже успел забыть.

При некоторых движениях я все еще чувствовал боль, которая не позволяла мне снова ступить на лед.

Два моих сломанных ребра были на пути к заживлению. Но при каждом движении все равно было немного больно и побаливало.

Врач в больнице сказал, что со мной, наверное, были тысячи ангелов-хранителей.

Не могли ли ангелы-хранители разделить меня и Итана?

Иногда в голове крутилась мысль о том, что лучше бы я сидел на той стороне, где грузовик врезался в мою машину.

Самой страшной и мучительной болью было ощущение пустоты в сердце и мыслях и тот момент, когда мое сердце разорвалось, когда я увидел на лице Луны осознание того, что Итан мертв.

Прошел ровно месяц, месяц, когда все сломалось, и виноват в этом был я.

Было доказано, что водитель грузовика употреблял алкоголь, и его светофор на перекрестке горел красным, но поскольку подозреваемого не было, так как сбившего его водителя нигде не было, я был единственным, кого можно было обвинить.

Водитель появился из ниоткуда. В полиции сказали, что я не мог видеть грузовик на перекрестке из-за густых елей.

Я не спал ни одной ночи. Каждый раз, просыпаясь в одно и то же время, я резко вставал с постели. Моя футболка и подушка были мокрыми от пота.

Я больше не мог этого делать.

Я так устал.

До сих пор мы тренировались, вернее, другие тренировались на льду, а я сидел на скамейке, и тренер Хендерсон поставил какой-то предмет, на котором я мог тренировать свои ноги.

Я чувствовал себя самым большим идиотом, когда катался на этом велосипеде, сидя на скамейке. Я пользовался этим