– Правильно, но тут наш вызыванец мало что смог рассказать. Жаль, что он не востоковед. А по Китаю я пока я решил так. Хотя подожди, я думаю, нам надо позвать товарища Берию.

Через пару минут, когда к ним присоединился нарком внутренних дел, Сталин продолжил:

– Мы с тобой, Вячеслав, уже не раз обсуждали склонность Мао Цзэдуна к национализму. Пора его сменить. Во главе КПК должен стать Ван Мин, согласен? Но Цзэдун это даже не половина проблемы, а лишь небольшая часть. Правители приходят и уходят. Важнее то, что скоро у границ СССР появится промышленно развитая держава с огромным населением. Как бы мы ни дружили с Китаем и ни помогали ему, но это не гарантирует отсутствие конфликтов в будущем.

– Увы, история повторяется, – согласился Молотов. – Вот взять ту же Болгарию. Без России ее просто не существовало бы, а она сейчас союзник Гитлера. Хорошо еще, что кроме одного санитарного поезда ничего на фронт не послала. А Финляндия? Только товарищ Ленин объявил о ее независимости, как она умудрилась два раза подряд на нас напасть.

– Поэтому Китай надо расчленить. Я в этом вопросе пока не разбирался, не до того было. Ты что думаешь?

– Во-первых, нельзя допустить возвращения Китаю Синьцзяна. Если Уйгурия добьется независимости, то она станет буферной страной, прикрывающей нас на участке от Монголии до Афганистана. Желательно также присоединить территорию Внутренней Монголии к Монгольской республике. Таким образом, от будущего КНР отторгается территория почти три миллиона квадратных километров, вместе со всеми природными ресурсами.

– Еще важный вопрос. Можно ли добиться согласия от Чан Кайши на признание Маньчжоу-Го? Если коммунисты Китая подтвердят, что не претендуют на Маньчжурию, и мы дадим соответствующие гарантии, то, наверно, Гоминьдан согласится считать Маньчжоу-Го отдельным государством. Разумеется, с одновременным признанием ее воюющей стороной. А после войны это будет мирная нейтральная страна, в которой нет иностранных войск. Вот для нее лучший выход. Это решение подойдет всем, кроме, конечно, Америки. Но тут мы сумеем настоять на своем.

Молотов почесал подбородок, размышляя, и покачал головой:

– Думаю, нет, Коба, все не так просто. Там нет предпосылки в виде сепаратистских движений. Дело в том, что основное население Маньчжоу-Го это ханьцы, а собственно маньчжуров там очень мало. Поэтому всегда будет остро стоять вопрос воссоединения с Китаем. В долгосрочной перспективе так обязательно и случится. Включать Маньчжурию в состав Союза тоже нельзя. Это совершенно невозможно, потому что противоречит нашей политике. К тому же в этом случае китайцы составят не меньше четверти населения нашей страны. А учитывая, что ограничивать их рождаемость мы не сможем, то со временем достигнет даже трети. Представьте, товарищи, китайцы освоят весь Дальний Восток, создав там сначала автономную республику, потом союзную, а затем и…

– Шени деда, – выругался Берия, но тут же осекся. Вождь запрещал ему говорить по-грузински при русских.

– Так, так, – Сталин задумчиво постучал чубуком трубки по карте. – Если и в Маньчжурии и в Китае начнут строить социализм, то они объединятся. А если одна из этих стран будет буржуазной, ирредентистскому движению это, конечно, помешает, но для нас ситуация станет еще хуже. Вячеслав, есть ли решение у этой задачи? Существует ли оно? Должно существовать.

– Разберемся, Коба. Мы, вятские, ребята хватские. Семеро на одного не боимся никого.

– Тут нам надо серьезно подумать, – не поддержал шутки Сталин. – Вот еще Югославия меня беспокоит. Небольшая страна, а столько неприятностей. Тито после войны готов ссориться со всеми – и со мной, и с Хрущевым. Видно, я плохо тогда Попиводу поддержал. Да и по другим балканским странам у нас еще много работы. – Верховный тяжело вздохнул и как бы между прочем добавил: – Зря, Лаврентий, ты отсоветовал мне наркоминдела сразу в курс дела вводить.

Наркомы искоса переглянулись. Неприязнь между Берией и Молотовым не была для вождя секретом, да и Куликов был приставлен к попаданцу не за красивые глаза, а за высокий интеллект. Разобравшись в ситуации, он часть информации, касающейся высшего руководства страны, записывать не стал, поведав сверхсекретные сведения только Сталину при личной встрече. Берии не стоило знать, что хотя Молотов и признавал организаторские способности наркома, но при этом считал его редкостной сволочью. На взгляд Верховного, некоторая натянутость в отношении наркомов была только на пользу дела. Работа им предстоит очень сложная, ошибки в ней просто неизбежны, а дружеские отношения между соратниками могут привести к соблазну эти ошибки скрыть. Поэтому он не упустил случая лишний раз столкнуть их лбами.

Выдержав испытующий взгляд своего недруга, Берия спокойно возразил:

– У нас тогда еще не было полной уверенности в правдивости всей информации. Но сразу после атаки на Перл-Харбор я согласился на то, чтобы поставить вас в известность.

– Товарищ Берия, когда можно будет передать список вопросов товарищу Андрееву? – невинно поинтересовался Молотов, не пропустивший мимо ушей сталинскую фразу «как только сможем».

– Он пока в пути, – сухо ответил нарком. – Погода нелетная, вот вылет самолета и задержался.

– Да погода сейчас не ахти, – с вежливой улыбкой, отрепетированной на дипломатических приемах, согласился Молотов. – А поездом добираться долго. Кстати, а товарищ Андреев сейчас где находится?

* * *

Пусть и не очень быстро, но вперед мы все же потихоньку продвигались. Меня даже радовало, что вместо ненадежного самолета нам досталась видавшая виды трехтонка. Правда, лишнего места в кабине помятого жизнью грузовичка не оказалось. Рядом с шофером сидел надменный интендант, и меняться со мной местами он, конечно, не собирался. Впрочем, оно и к лучшему, зато можно было спокойно пообщаться со своими спутниками. Когда разбитая тяжелой техникой дорога становилась чуть ровнее, и можно было разговаривать, не опасаясь прикусить себе язык, я начинал расспрашивать майора Сысоева. Бывший комбат отвечал охотно и обстоятельно рассказывал о тонкостях командования подразделениями, что было для меня очень интересно. Мало ли как сложится, вдруг придется занять должность комбата, а я в управлении батальоном ничего не смыслю. В нашем штабе мне приходилось бывать редко, и то лишь для того, чтобы получить очередную задачу или доложить о выполнении. А в девяностых годах я хотя и сидел ближе к командованию, но занимался лишь техническими вопросами, обслуживая компьютер.

И вот под непрерывное тарахтение двигателя и свист ветра я впитывал в себя воинские премудрости. У меня и раньше возникали подозрения, что планирование боевой операцией на карте это лишь верхушка айсберга. В первую очередь следует выбить у вышестоящего командования как можно больше припасов и вооружения, а потом еще придумать, как все это богатство перевозить. И вот тут в ход идут разные хитрости, потому что зампотыла, начпрод и начсклада никогда просто так ничего не отдадут. Общение с тыловыми хомяками это великое искусство, и освоить его непросто.

Я вспомнил, что когда в девяносто пятом прибыл на место службы, меня удивило, что на складе лежит новенький ксерокс, а все формуляры и бланки размножаются ручным копировальным аппаратом. То есть сажают за стол всех военнослужащих, кого только можно, дают линейки и… благословляют на нелегкий труд. А ведь выписывали копир специально для нас, но из-за каких-то непонятных формальностей выдавать его не собирались. Зато у соседей ушлый прапорщик смог совершить то, что оказалось невозможным для нашего подполковника, и достать ксерокс. Правда, мне удалось проторить к нему дорожку и получить разрешение на пользование аппаратом. А всего-то делов было объяснить прапору, что для заправки копира не обязательно везти его целиком, рискуя разбить хрупкий механизм на наших дорогах. Достаточно просто открыть дверцу и извлечь оттуда пластиковую емкость, именуемую картридж. Сначала он, конечно, не поверил. Все равно, как если бы я заявил, что у «козлика» бензобак можно спокойно вытащить, заправить и засунуть обратно в машину. Но зато убедившись, проникся неимоверным уважением к «студенту».