Грязнов, сам себе удивляясь, слушал его с неослабевающим интересом.

– «Отныне, – решил Джонатан, – я не буду ничем отличаться от других». С мучительным трудом он поднялся на сто футов и энергично замахал крыльями. Он почувствовал облегчение оттого, что принял решение жить, как живет Стая. Было приятно перестать думать и лететь в темноте к береговым огням. «Темнота! – раздался вдруг тревожный, глухой голос. – Чайки никогда не летают в темноте!» Но Джонатану не хотелось слушать. «Как приятно, – думал он. – Луна и отблески света, которые играют на воде и прокладывают в ночи дорожки сигнальных огней, и кругом все так мирно и спокойно…» «Спустись! Чайки никогда не летают в темноте, у тебя были бы глаза совы! У тебя была бы не голова, а вычислительная машина! У тебя были бы короткие крылья сокола!» Там, в ночи, на высоте сто футов, Джонатан Ливингстон прищурил глаза. Его решение, его боль – от них не осталось и следа.

– Хм… – Грязнов, как всегда, был полон скепсиса.

Яромир продолжал своим чуть меланхоличным тоном, но сам текст рассказа был, однако, весьма эмоциональным:

– Короткие крылья. Короткие крылья сокола! Вот в чем разгадка! «Какой же я дурак! Все, что мне нужно, – это крошечное, совсем маленькое крыло; все, что мне нужно, – это почти полностью сложить крылья и во время полета двигать одними только кончиками. Короткие крылья!»

Он поднялся на две тысячи футов над черной массой воды и, не задумываясь ни на мгновенье о неудаче, о смерти, плотно прижал к телу широкие части крыльев, подставил ветру только узкие, как кинжалы, концы – перо к перу – и вошел в отвесное пике. Ветер оглушительно ревел у него над головой. Семьдесят миль в час, девяносто, сто, сто двадцать, еще быстрее!

Была уже глухая ночь, когда Джонатан подлетел к Стае на берегу. У него кружилась голова, он смертельно устал. Но, снижаясь, он с радостью сделал мертвую петлю, а перед тем как приземлиться, еще и быструю бочку. «Когда они услышат об этом, – он думал о Прорыве, – они обезумеют от радости. Насколько полнее станет теперь жизнь! Мы покончим с невежеством, мы станем существами, которым доступно совершенство и мастерство. Мы станем свободными! Мы научимся летать!» Как ты думаешь, что сказала Стая?

– Что ж тут думать, – пожал плечами Грязнов. – Ясный перец, они его послали подальше, сказали, что выпендривается не по рангу.

– Откуда ты знаешь? – удивился Яромир. – Ты же не слышал эту историю.

– Ага. Зато я знаю, что такое стая.

«Стрекоза» снова нырнула вниз, и вовремя, потому что через секунду вдруг раздалась автоматная очередь. Грязнов повернулся и не поверил своим глазам. Метрах в сорока их преследовал другой вертолет, весело разукрашенный оранжевыми красками, на фоне которых выделялась надпись «Аэроклуб им. Матиаса Руста».

С «Матиаса Руста» пустили еще пару очередей. И еще несколько.

– Проклятье!

Грязнов потянулся за пистолетом, но Яромир опередил:

– Не надо, не так. По-другому!

– Как по-другому?! Дружеским словом, что ли?

– Это… как будет… маневром, вот как.

– Маневром?!

Вместо ответа чешский дальнобойщик продемонстрировал. Грязнов успел только подумать, что нет ничего более неприятного для вестибулярного аппарата, чем качание на вертолете как на маятнике.

Влево– вправо, влево-вправо, влево-вправо. И вниз.

Так они пролетели добрых пару километров.

Впереди показался мост. По мосту спокойно разъезжали троллейбусы.

Грязнов заметил, что на мост въезжает большой черный лимузин.

Яромир стал интенсивно снижаться.

– Только не это! – заорал Грязнов, тут же вспомнив кадры из разных фильмов – хоть советского, про Чкалова, хоть американского со Шварценеггером, – где летчики-асы проскакивали под мостом. Но ведь они летали на реактивных самолетах. Хотя, положим, Чкалов не на реактивном, но все-таки он был Чкаловым…

Перед самым мостом их вертолет вдруг поднялся вверх, сделал небольшой вираж и живенько полетел в обратную сторону.

«Матиас Руст» не успел перестроиться и пролетел-таки под мостом. Соответственно развернулся он гораздо дальше и отстал метров на пятьдесят.

Пока он разгонялся, Яромир снова сделал новый вираж и возвратился к мосту. Повернул на девяносто градусов и взял курс ровно по троллейбусной линии на противоположный берег. Прямо под ним ехал большой черный лимузин.

– Вот тебе шлю-упка в шторм! – весело завопил он, снова качая вертолет влево-вправо, в зависимости от атак преследователей.

Грязнов от ужаса закрыл глаза, одновременно всерьез размышляя, не спрыгнуть ли вниз. Нет, это надо было делать прежде, когда они летели над Москвой-рекой, что ж теперь прыгать на мост?! Да и в воде его бы наверняка расстреляли. Что ж, прощай житуха бестолковая…

– Пожалуйста, можно стрелять, – неожиданно предложил Яромир.

«Матиас Руст» почти догнал их и, когда Яромир резко качнулся вправо и глубоко вниз, в точности повторил его маневр.

Маневр, однако, оказался обманным.

Яромир тут же вырулил свою «стрекозу» влево.

А «Руст», не успев последовать за ним, зацепился лопастями за троллейбусную линию электропередачи, оттягивая провод на себя. Раздался треск, лопасти, размалываясь, забились о парапет. Вертолет завалился набок и дрыгал винтами, как нервный морской еж колючками, угодив в сетку рыбака.

Грязнов автоматически поднял пистолет и выстрелил четыре раза подряд.

После четвертого выстрела грянул взрыв. «Матиас Руст», извергнув шар пламени, раскололся на части, одна из которых упала в воду, а остальные рассыпались по мосту.

Большой черный лимузин чудом увернулся от одного из них, заложив крутой вираж. Но был слишком велик и потому ударился задней частью об остановившийся мгновением раньше троллейбус… Ведь линия электропередачи была обесточена!

Большой черный лимузин рикошетом отскочил и вылетел с моста через выломанное вертолетом место в парапете.

Яромир плавно опустил вертолет на мост и добродушно поинтересовался:

– Как самочувствие?

Грязнов вздохнул и впервые за последнюю неделю вспомнил про свой возраст:

– Чувствую себя аквалангистом, которого бездарно носит по течению.

Кстати о течении. Он глянул вниз и увидел на покачивающемся на воде лимузине специфический номерной знак, принадлежащий Министерству внутренних дел Российской Федерации. Обладатель автомобиля вынырнул и теперь бестолково болтался на поверхности.

– Не забыть бы рыбок покормить, – вспомнил Грязнов.

На рабочем месте Парфенова не оказалось – взял отгул. Турецкий осторожно позвонил ему домой.

– На похоронах он, – сообщил жизнерадостный женский голос. – Дальний родственник… Решетов, знаете, главный футболист…