Близился март, а в погоде особых перемен не замечалось, разве что она стала не только сырой, но и ветреной. К общей досаде, во всех гостиных появилось извещение, что следующая вылазка в Хогсмид отменяется. Особенно разозлился Рон.

— Это же мой день рождения! — восклицал он. — Я так его ждал!

— Не такой уж и сюрприз, — сказал Гарри. — Особенно после того, что стряслось с Кэти.

Из больницы святого Мунго она все еще не возвратилась. Больше того, «Ежедневный пророк» сообщал о новых исчезновениях — среди пропавших было и несколько родственников тех, кто учился в Хогвартсе.

— И все, чего нам осталось ждать, это дурацкие уроки трансгрессии! — сварливо произнес Рон. — Веселенький получится день рождения…

Что касается трансгрессии, прошло уже три урока, а трудностей не убавилось, хотя число учеников, ухитрившихся расщепиться, и возросло. Многие начали терять веру в себя, проникаясь к Уилки Двукресту с его тремя «Н» недобрыми чувствами. За ним уже закрепилось несколько прозвищ, самыми пристойными из которых были «Недотыкомка» и «Навозная башка».

— С днем рождения, Рон! — сказал Гарри, когда Симус и Дин, шумно покинувшие спальню, направляясь на завтрак, разбудили их в первый день марта. — Держи подарок.

И он забросил на кровать Рона сверток, присоединившийся к горке других, доставленных, как сообразил Гарри, ночью домовыми эльфами.

— Здорово! — сонно откликнулся Рон.

Пока он надрывал оберточную бумагу, Гарри выбрался из постели, открыл чемодан и принялся копаться в нем в поисках Карты Мародеров, которую прятал туда после каждого использования. Он перерыл половину чемодана, прежде чем нашел ее под перекрученными носками, в одном из которых так и лежал пузырек с зельем удачи «Феликс Фелицис».

— Вот она, — пробормотал Гарри и, вернувшись с картой в постель, пристукнул по ней палочкой и негромко, чтобы не услышал Невилл, как раз проходивший мимо изножья его кровати, сказал: — Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость…

— Отлично! — восторженно воскликнул Рон, взмахнув парой подаренных Гарри вратарских перчаток.

— Да чего там, — рассеянно ответил Гарри, оглядывая спальню Слизерина, в которой стояла кровать Малфоя. — Ишь ты… а в постели-то его нет…

Рон не ответил. Он был слишком занят — разворачивал подарки, время от времени радостно вскрикивая.

— Богатый в этом году улов! — объявил он, поднимая повыше золотые часы с вырезанными по их ободу странными символами и с крошечными движущимися звездами вместо стрелок. — Смотри, что подарили мне мама с папой. Ух ты, а через год меня еще и совершеннолетие ждет…

— Блеск, — пробормотал Гарри, бросая быстрый взгляд на часы и снова утыкаясь в карту. Где же Малфой? За слизеринским столом в Большом зале его среди завтракающих однокурсников нет… Поблизости от Снегга, сидящего у себя в кабинете, тоже… Ни в туалетах, ни в больничном крыле…

— Хочешь? — невнятно осведомился Рон, протягивая ему коробку «Шоколадных котелков».

— Нет, спасибо, — отрываясь от карты, ответил Гарри. — Знаешь, Малфой опять исчез.

— Куда это он запропастился? — Засовывая в рот второй «Шоколадный котелок», Рон выбрался из постели, чтобы одеться. — Слушай, если ты не поторопишься, придется заниматься трансгрессией на пустой желудок… Хотя, может, так оно и легче будет.

Рон задумчиво глянул на коробку с конфетами, пожал плечами и отправил в рот третью.

Гарри стукнул по карте волшебной палочкой, пробормотал: «Славная вышла шалость», — хоть это и было неправдой, и, напряженно размышляя, начал одеваться. Какое-то объяснение периодических исчезновений Малфоя наверняка есть, просто ему никак не удается до этого объяснения додуматься. Лучший способ все выяснить — проследить за Малфоем, но даже при наличии мантии-невидимки практичным его назвать нельзя. Уроки, тренировки по квиддичу домашние задания, трансгрессия — не мог он целыми днями таскаться за Малфоем по школе и надеяться, что его отсутствие останется незамеченным.

— Готов? — спросил он Рона.

Гарри прошел уже половину пути до двери спальни, когда сообразил вдруг, что Рон не сдвинулся с места, но так и стоит, прислонясь к столбику кровати и глядя на залитое дождем окно, причем на лице Рона застыло странное, отсутствующее выражение.

— Рон! Завтракать!

— Я не голоден.

Гарри вытаращил глаза:

— Разве ты не сказал?..

— Да ладно, ладно, пойду, — вздохнул Рон, — но есть мне все равно не хочется.

Гарри с подозрением оглядел его.

— Конечно, ты же только что полкоробки «Шоколадных котелков» слопал.

— Не в этом дело. — Рон снова вздохнул. — Ты… ты не поймешь.

— Что верно, то верно, — все еще недоумевая, сказал Гарри и повернулся к двери.

— Гарри! — вдруг окликнул его Рон.

— Что?

— Гарри, я этого не вынесу!

— Чего не вынесешь? — Гарри понемногу охватывала настоящая тревога. Рон побледнел и вообще выглядел так, словно его, того и гляди, стошнит.

— Я все время думаю о ней! — хрипло сообщил Рон.

Гарри разинул рот. Вот уж чего он не ожидал, да и слышать определенно не хотел. Разумеется, они друзья, но если Рон начнет называть Лаванду «Лав-Лав», придется его осадить.

— А почему тебе это мешает позавтракать? — полюбопытствовал Гарри, стараясь придать происходящему хотя бы оттенок разумности.

— Я думаю, она даже не догадывается о моем существовании, — сказал Рон, в отчаянии взмахнув рукой.

— Еще как догадывается, — ответил окончательно сбитый с толку Гарри. — Вы же с ней все время обнимаетесь, разве нет?

Рон заморгал:

— О ком ты говоришь?

— А ты-то о ком говоришь? — допытывался Гарри, все острее ощущая, что разговор их утрачивает даже подобие осмысленности.

— О Ромильде Вейн, — негромко ответил Рон, и все лицо его осветилось, точно озаренное солнцем.

Они смотрели друг на друга почти целую минуту, прежде чем Гарри произнес:

— Это шутка такая, да? Ты шутишь.

— Я думаю… Гарри, по-моему, я люблю ее, — сдавленным голосом ответил Рон.

— Ладно. — Гарри подошел к Рону, чтобы получше вглядеться в его остекленевшие глаза и мертвенно-бледное лицо. — Ладно… повтори это еще раз, только лицо сделай серьезное.

— Я люблю ее, — чуть слышно повторил Рон. — Ты видел, какие у нее волосы, черные, блестящие, шелковые… А глаза? Эти большие темные глаза. И ее…

— Все это очень смешно и так далее, — нетерпеливо сказал Гарри, — однако кончай шутить, хорошо?

Он повернулся, собираясь покинуть спальню, и даже успел сделать два шага к двери, когда получил сокрушительный удар в правое ухо. Он пошатнулся, оглянулся назад. Рон опять заносил кулак, лицо его кривилось от гнева — миг, и он двинет Гарри еще раз.