и укрылись в тени. Катон расположился так, чтобы оглянуться на дорогу, и, когда они готовились снова подняться, он заметил облако пыли в девяти или десяти километрах позади.

— Дерьмо. Я надеялся, что они задержатся с караваном подольше.

— Должно быть, они ищут нас, — сказал Аполлоний, прикрыв глаза и прищурившись. — Я не могу придумать никакой другой причины, почему они так далеко углубились по дороге.

— Тогда нам придется опередить их. Пора в путь.

Они продолжали скакать по дороге и ближе к вечеру миновали караван поменьше, не обращая внимания на уговоры некоторых торговцев остановиться с ними на ночь и ознакомиться с некоторыми из их товаров. С наступлением темноты они укрылись под защитой другого скопления валунов, когда подул резкий ветер, унося мелкие песчинки, застрявшие у них в глазах и во рту. Когда они разгрузили и накормили их лошадей, Катон взобрался на скалы и увидел свет костров каравана в нескольких километрах позади, а затем еще один огонь на том же расстоянии и понял, что всадники также заняли какую-то позицию.

К концу следующего дня их лучше оседланные преследователи были еще ближе, и Катон знал, что, если они не найдут способ оторваться от них, всадники скоро их догонят. Он поделился своим беспокойством с Аполлонием, который закашлялся, прежде чем ответить.

— Если уж на то пошло, трибун, я не собираюсь возвращаться в Ктесифон в цепях, чтобы, после всех ужасов пыток, мою голову можно было использовать для украшения сторожки дворца Вологеза.

— Я разделяю это мнение, но поскольку единственное оружие, которое у нас есть, — это твой нож, вопрос о нашем последнем бое скорее философский. Если мы хотим избежать участи, о которой ты говоришь, есть только один способ сделать это.

Аполлоний вздохнул. — Я понимаю… Ты хочешь, чтобы я это сделал? Я могу сделать это быстро для тебя.

Катон на мгновение задумался. — Я хотел бы сказать что-нибудь благородное о римском офицере, избравшем смерть от собственной руки, но я видел, как ты использовал клинок. Лучше, если ты справишься с этим хорошо, чем я все испорчу.

— Тогда все в порядке. Я сначала позабочусь о тебе.

Катон кивнул. — А пока давай сделаем все возможное, чтобы добраться до Пальмиры раньше них. По моим оценкам, отсюда день езды.

— Значит, еще день…

Они вернулись на дорогу, как только стало достаточно света, чтобы увидеть дорогу впереди. И их преследователи тоже. Весь день они закрывали брешь, пока не оказались не более чем в трех километрах от них, и направились к складке земли под невысоким гребнем, на котором остановились Катон и Аполлоний. Сумерки начали падать на бесплодную местность, и через час станет темно. Парфяне были достаточно близко, чтобы Катон мог их сосчитать. Двенадцать солдат. Невозможно было повернуться, чтобы сразиться с ними, даже если бы они смогли создать какое-нибудь импровизированное оружие более эффективное, чем нож Аполлония.

Лошади были практически уже на пределе возможностей, и Аполлоний спешился, чтобы переложить седло на запасное животное, чтобы оно заняло свою очередь. Пока он это делал, Катон заметил кусты со злобно выглядящими иголками, растущими по краю древнего вади. Он приказал спутнику дать ему нож и поспешно начал вырезать сучья с кустов и связывать их веревкой.

— Что ты делаешь? — спросил Аполлоний.

— Продолжай седлать. У меня есть идея, которая поможет нам выиграть время.

Когда Аполлоний выполнил свою задачу, Катон подозвал его, чтобы он держал большую связку куста подальше от неоседланной лошади, и привязал веревку к каждой стороне сбруи, которая тянулась через спину животного. Затем он взял поводья и повернул зверя мордой к открытой пустыне.

— Отпускай!

Аполлоний ослабил хватку, и сверток рухнул вниз и приземлился прямо у задних копыт лошади, длинные колючие шипы проткнули тело животного на всем протяжении его ног до голени. Тотчас же оно издало болезненное ржание и покачнулось вперед, но шипы его снова поцарапали и укололи. Отчаявшись избавиться от боли в ногах, лошадь продолжила двигаться и поскакала в пустыню, направляясь на север, поднимая много пыли, пока шипы свисали прямо за ее задними ногами. Аполлоний сразу уловил идею.

— Умно. Будем надеяться, что это сработает.

— Спускайся в вади, — приказал Катон, вернув нож и повел лошадь к краю, примерно в тридцати шагах от него, а затем вниз по крутому склону за ним.

Аполлоний последовал за ним в укрытие. Пыль покружилась вокруг них на мгновение, прежде чем осесть, и они стояли у голов своих скакунов и гладили их, пытаясь успокоить лошадей перед приближением парфян. Пока они ждали, свет постепенно угас, а затем уши Катона уловили топот копыт по дороге, громкость быстро нарастала, когда их преследователи скакали к гребню. Затем раздался крик и неразбериха шумов, когда подошли всадники, после чего последовал поспешный обмен мнениями. Судя по тону голосов, казалось, что мнения расходятся, и Катон молился, чтобы они попались на его удочку.

Агент с тревогой смотрел на него, пока он слушал.

— Что они говорят? — прошептал Катон.

— Шшш! — Аполлоний склонил голову набок и нахмурился. Затем раздалось короткое слово команды, и всадники снова двинулись в путь, отходя от края вади. Он ухмыльнулся. — Они на это попались!

Они подождали, пока звуки утихли вдалеке, а затем вылезли из вади и увидели два облака пыли, несущихся прочь от дороги. Катон сообразил, что скоро стемнеет. Вскоре парфяне не смогут видеть свою добычу, и им придется замедлиться, опасаясь, что их лошади споткнутся и сломают ногу. Им может потребоваться несколько часов, чтобы догнать лошадь, волочащую колючий пучок кустов.

Аполлоний удовлетворенно и облегченно улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Отличная работа.

— У меня есть свои преимущества, — усмехнулся Катон. — Нам лучше извлечь из этого максимум пользы.

Они сели на лошадей и погнали их по дальнему склону хребта, не решаясь скакать быстрее, чтобы не поднять пыль, которая могла бы раскрыть их уловку. Когда последние лучи дневного света исчезли, они увеличили темп до устойчивой рыси, следуя по дороге к Пальмире и обещанному убежищу от своих парфянских преследователей. После этого оставалось не более двух дней, прежде чем они пересекут границу с Римской империей и направятся в Тарс, чтобы доложить командующему Корбулону. Хотя тщетная попытка Катона заключить договор провалилась, Аполлоний сможет изложить все подробности разведданных, которые он смог бы припомнить из их путешествия. Катон надеялся, что этого может быть достаточно, чтобы переломить хрупкое равновесие предстоящей войны в пользу Рима.

Глава XXVII

Наступил декабрь, и первый сильный зимний снегопад начался накануне ночью и продолжался несколько часов