— Алло?

— Это Даламбро.

— Я Касдан, — сказал он, вытирая ладонью глаза. — В чем дело?

— А где Волокин?

— Он не может подойти. Я тебя слушаю.

Короткая пауза. Собеседник не ожидал, что придется говорить с Касданом.

— О'кей, — решился он. — Мне так и не удалось уснуть. Так что я покопался в вашей истории о чилийской секте.

Касдан подумал, что среди этого безумия им еще повезло. Остались люди, подобные Даламбро или Арно, которые мгновенно подхватывают сыскную лихорадку. И даже рождественские праздники им не помеха.

— Ты что-то нарыл?

— Думаю, да. Но это не секта, а автономная территория.

— Что?

— Звучит дико, но это чистая правда. В восемьдесят шестом году французское правительство предоставило территорию некоммерческому фонду «Асунсьон». Полное название — «Sociedad Asuncion benefactora у educational».[30]Вроде бы был заключен франко-чилийский договор о переселении этой группы. Но заметь: я не говорю об обычном частном владении. Это настоящая страна внутри Гексагона.[31]Ни французская, ни чилийская.

— Такое возможно?

— Все возможно. Есть и другие примеры. То, что называют «карликовыми государствами». Иными словами, это суверенная территория, где французские законы не действуют. Точное число жителей неизвестно, равно как и топография местности и построек. Мы не знаем и сколько у этой «нации» самолетов и вертолетов. Но у них есть собственное воздушное пространство. Перелеты через «Асунсьон» запрещены.

Его мозг лихорадочно заработал. Особый статус «Асунсьона» объяснял некоторые тайны. Например, исчезновение трех коллег Вильгельма Гетца. Рейнальдо Гуттьереса, Томаса Ван Эка, Альфонсо Ариаса. Людей, которые не находились во Франции, хотя никогда не покидали ее территорию. Их поглотило государство внутри государства.

Касдану вспомнились слова Волокина о трех чилийцах: «Они словно сквозь землю провалились». Двумя днями раньше патологоанатом Рикардо Мендес сказал нечто подобное о протезе Вильгельма Гетца, происхождение которого ему не удалось установить. Гетцу сделали операцию на бедре именно там, где нашли убежище трое палачей.

— Кто руководит общиной?

— Понятия не имею. Французское правительство не знает, что там творится. По-моему, оно и не хочет ничего знать. Эта группа у них словно кость в горле, сечешь?

— А имени кого-нибудь из их руководства у тебя нет? Министра? Генерального секретаря?

— Есть. Погоди… У них там что-то вроде Центрального комитета. — Касдан услышал шорох бумаги. Даламбро сделал выписки. — Вот. Человека, который всем заправляет, зовут Бруно Хартманн.

— Ты хотел сказать, Ханс Вернер Хартманн?

— Нет, у меня записано Бруно Хартманн.

Израильский ученый Давид Бокобза сказал: «Кажется, у него даже есть сын, который мог продолжить дело отца». Милош подвел итог: «Король умер. Да здравствует король!»

— Где находится Колония?

— Судя по тому, что мне удалось найти, было предпринято две попытки. С первой, в Камарге, ничего не вышло. Переселенцы устроились в уединенном месте, в пятидесяти километрах от Сент-Мари-де-ла-Мер. Они никому не мешали, но Камарг — край туристов. Местные власти использовали все свои связи, чтобы прогнать чилийцев. Уж лучше цыгане, чем эти непонятные сектанты. Документы так и не были подписаны. Через несколько лет сельскохозяйственной общине пришлось сняться с места.

— Когда это было?

— В девяностых.

— И куда они перебрались?

— В самую безлюдную часть Франции: плато Межан. На юге Центрального массива. Там уж они точно никому не мозолили глаза. Если не ошибаюсь, это степь, вроде Монголии, которая простирается на сотни километров. У них там несколько тысяч гектаров. Их единственные соседи — доисторические лошади, живущие в естественном парке-заповеднике. Надо думать, на сей раз их приезд стал благословением для всей местности. Она процветает благодаря Колонии. Поселенцы прорыли колодцы, распахали целину. В общем, стали первопроходцами. Теперь они полностью обеспечивают себя продуктами и энергией. Это гигантское сельскохозяйственное предприятие со своими собственными турбинами, вырабатывающими электроэнергию.

Касдан слушал как завороженный. История Колонии в Чили точь-в-точь повторялась во Франции. Получается, Бруно Хартманн, как и его отец в шестидесятых годах в Чили, привез во Францию орду белокурых детей.

— Ты упомянул плато Межан. А можешь назвать точное место?

— Ближайший населенный пункт называется Арро. Должно быть, заброшенная деревушка, где кучка стариков доживает свой век.

— Как ты сказал?

— Арро. АРРО.

Касдан двинулся по больничному коридору обратно к хирургическому блоку.

— Погоди секундочку.

Он заглянул в смотровую — пусто. Волокин в операционной. Касдан обыскал его ягдташ и нашел блокнот «Rhodia», в который тот записывал важные мысли, имена, детали. Полистав его, нашел акростихи, составленные из хоралов, которые Гетц готовил к этому Рождеству. «РЕКВИЕМ», «ОРАТОРИЯ», «АВЕ МАРИЯ», «РЕКВИЕМ»…

Буквы вспыхнули у него перед глазами.

На странице в клеточку Волокин написал:

ОРАР

РОАР

АРРО

РАРО

Юный гений и на этот раз оказался прав. Из первых букв рождественских хоралов можно было составить название деревни, рядом с которой расположилась секта. Вот он, секрет, спрятанный Гетцем в музыке. Вот что он хотел рассказать. Чилийские палачи во Франции, и они не отказались от своих замыслов. «Преступления продолжаются».

— Это все, что я знаю, — заключил Даламбро. — Дальше копайте сами.

— Как?

— Через Интернет. У общины есть свой сайт, который провозглашает ее символ веры, рассказывает о сельскохозяйственной деятельности и ремеслах. Они изображают себя христианским орденом, наподобие католических монахов или монахинь. Разве что бедными их не назовешь. Во Франции продаются продукты с их маркой. Мед, овощи, колбасные изделия… Все вполне невинно. Не знаю, что вы ищете, но…

— А адрес сайта?

Даламбро продиктовал адрес. Касдан записал его в блокнот Волокина. У него было чувство, что их разум слился воедино.

— Спасибо.

— А где Волокин?

— Он ранен.

— Тяжело?

— Нет. Мы перезвоним.