Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На верхних ступеньках его туго ударил в спину ветер. Вскинул широкий воротник, прижал к затылку и ушам. Когда мальчик поднялся на площадку, ветер совсем сошел с ума. Рванул на мальчике рубашку, самого его чуть не сбил с ног. По цементу со скрежетом носились высохшие листья, принесенные сюда прошлой осенью.
Площадка окружена была метровыми квадратными зубцами. В промежутках тянулись трубчатые поручни. Ветер подтолкнул мальчика к поручню. Мальчик лег на него животом и внизу увидел маму. Она садилась в оранжевый автобус, который остановился на обочине. Мальчик окликнул маму и замахал рукой. Но мама не заметила его и скрылась в автобусе. Мальчик долго махал ему вслед, и коротенький рукав бился у плеча, как зеленый флажок.
Потом он еще с полминуты смотрел на пустую, белую от солнца дорогу. На холмы, поросшие орешником. За холмами вставали далекие синеватые башни Пустого Города, куда запрещалось ходить. В городе жили страхи и опасности, про это знали все. Мальчик о чем-то вспомнил и усмехнулся.
Наконец, преодолев хлесткий напор ветра, он вернулся к лестнице и спустился в теплую тишину двора.
Ему было немного не по себе…
Ящерка ждала мальчика, выглядывая из-за камня.
— Эх ты… — сказал ей мальчик.
Ящерка скользнула за серую плиту и побежала к фундаменту — туда, где к башне примыкало правое крыло форта.
В прошлом веке здесь взорвался чудовищный круглый снаряд, брошенный с вражеского монитора. На фундаменте до сих пор чернели кривые трещины и щели. Когда-то их пытались залатать цементом и замазать известью, но до конца дело не довели. Здесь же, косо прислоненные к стене, стояли плоские каменные блоки. Ящерка хотела юркнуть между блоками и стеной, но мальчик накрыл ее ладошкой.
Он подержал ее — щекочущую, живую, стучащую крошечным сердечком — и посадил в нагрудный кармашек.
— Вот тебе. Теперь сиди… — пробормотал он. И хотел встать. Но из-под каменных блоков, что стояли у стены, донеслись смутные голоса. Неразборчивые слова, полушепот.
Мальчик сунулся под камни. Здесь, в зябкой тени, он разглядел на фундаменте у самой земли щель. Большую. Длина около метра, а ширина такая, что может протиснуться кошка. Мальчик пролез подальше и замер у щели.
В ней ничего не было видно. Лишь на краях лежали неподвижные отблески желтоватого света. Зато стали различимы обрывки фраз:
— …и на той площади, где колокола…
— …кино про мушкетеров…
— …А Илюшка ногой ка-ак двинет и обломил разрядник! А они…
— …Зря они так. Все-таки на лодке лучше…
Мальчик слушал долго, хотя стоять на четвереньках было неудобно: ныла спина, острые камешки и сухая известковая крошка впивались в коленки и ладони.
— …Если они узнают, мы сами виноваты… — услышал мальчик, и тут его кто-то легонько пнул в босую пятку.
Он вздрогнул, ладошкой прижал кармашек с ящеркой и, пятясь, выбрался из-под камней.
Над ним стояли двое мальчишек лет по двенадцати. Один широкоскулый, коротко стриженный, с сердитыми глазами и трещинками на пухлых губах. Второй тонкоплечий, сильно загорелый, со светлыми волосами, косо лежащими на коричневом лбу, с коленом, замотанным грязной синей тряпицей.
Мальчик знал, что у сердитого прозвище Летчик. У загорелого прозвища не было, а звали его, кажется, Андрюшка. Оба они были в форме младших воспитанников — сизых флотских блузах навыпуск и коротких полотняных штанах, пыльных и мятых. Андрюшка не то спросил, не то просто сказал:
— Подслушивал, птенчик…
— Нет! — поспешно отперся мальчик. — Я случайно…
— Подслушивал случайно, — усмехнулся Летчик. — Интересно, много ли слышал?
— Почти ничего, — сказал мальчик. — Бормотанье какое-то.
Мальчишки загораживали дорогу к дому, бежать было немыслимо, да, по правде говоря, и не хотелось.
Мальчик опять сказал:
— Я не нарочно…
— Что будем делать? — сумрачно спросил Летчик у Андрюшки.
— Вот это прокольчик! — проговорил Андрюшка печально. Так говорят о большой неприятности, когда не знают, как ее исправить. Он поддернул подол блузы, сунул руки в карманы на штанах и прошелся по мальчику взглядом. От босых ступней до медных волосков, торчащих на макушке. И с беспощадной ноткой сказал: — Придется тащить в штаб. — Потом деловито предупредил мальчика: — Попробуй только пикнуть.
— Не буду пищать, — тут же пообещал мальчик.
Он не испугался. Если бы ребята злились по правде, они могли бы накостылять ему прямо здесь. А сейчас была, видимо, игра. Мальчик давно мечтал, чтобы лицейские мальчишки взяли его в свои игры, но просить не решался.
Летчик недоуменно глянул на Андрюшку:
— А… как?
— Завяжем глаза. Не помрет.
— Не помру, — согласился мальчик.
Летчик поморщился и спросил:
— А чем?
Андрюшка стал разматывать на колене синюю тряпицу.
— Маленькая, — сказал Летчик.
— У меня есть платок, — торопливо сообщил мальчик. Платок ему в карман всегда клала мама, и там он лежал неделями чистый и нетронутый.
— Какой воспитанный ребенок, — сказал Андрюшка почти без насмешки.
— Можно быть воспитанным, когда мама и папа… — заметил Летчик. — Давай платок.
Они положили платок мальчику на глаза, а сверху плотно обмотали Андрюшкиным бинтом.
— Не вздумай подглядывать, — очень серьезно сказал Андрюшка. — Худо будет.
— Не вздумаю. Честное слово.
— Честное слово ты маме давай. А с нами не валяй дурака, — проговорил в наступившей для мальчика темноте Летчик.
— Я ни разу не нарушал честного слова, — обиженно отозвался мальчик.
— Ну и… пошли, — сказал Андрюшка.
Они взяли мальчика за локти твердыми горячими пальцами. Повели сквозь сухую траву, торчащую у стены…
Скоро под ногами оказались крутые ступени из холодного ноздреватого камня. Пахнула навстречу влажная землистая прохлада. С глаз убрали повязку.
2
Подземная комната была похожа на внутренность перевернутой ступенчатой пирамиды. Высокие брусчатые ступени уходили вниз и смыкались квадратом вокруг небольшой площадки. Там, на площадке, горел ярким светом круглый корабельный фонарь. Кажется, масляный. Он снизу вверх бросал желтые лучи на мальчишек и на камни.
Мальчишек было человек семь. Они сидели на средних ступенях. Сидели, как люди, которые у себя дома. И удивленно смотрели на мальчика.
— Вот… — произнес Андрюшка с виноватой ноткой.
— Шпиона привели, — разъяснил