Это окончательно вывело его из себя, и он бросился к оставленному у костра оружию с криком:

— Бей демонов! Пресвятая Дева Мария, спаси и сохрани! У костра его схватил за руку Буян:

— Погоди, не суетись! Дозволь мне прежде с ними переговорить!

Рыцарь глянул сквозь него мутным взором, но остановился.

— Тебе только с нечистью якшаться, — процедил он.

— Вроде как голос шел из деревьев, — молвил Властимир. — Буян, друг, оставь его и подведи меня к ним.

Гусляр оставил Гаральда у огня и подал князю руку. Они приблизились к дереву, у которого так неудачно расположился только что рыцарь. Оно стояло в самой чаще прочих миртов и казалось немного потолще. Листва его еще трепетала. Буян ласково дотронулся ладонью до коры.

— Кто ты? — молвил он. — Дерево живое или человек зачарованный?

— Человек… Был человеком, — вздохнуло дерево, — до недавнего времени.

— И он тут не один,—вставил Властимир,—я чую: в той стороне тоже у деревьев листья по-особому дрожат, будто ждут, что и к ним с вопросом обратятся!

— То правда, — молвило дерево, — вся поляна и склон сверху донизу такими же, как я, усеяны. Сколько я тут стою, мучаюсь — то птица сядет, то зверь листву да кору объест,—жаловалось дерево,—то в земле кто-то корни точит. Теперь вот лошадей привязали, а они чешутся и листву щиплют, а теперь вот и это…

Буян прыснул, косясь на Гаральда, который только сейчас начинал соображать что-то.

— Выходит, этот лес заколдованный? — ахнул рыцарь.

— Не весь, — обнадежило его дерево. — Только мирты. Где-то еще, я ведаю, есть вторая такая же полянка…

Буян не стал дослушивать и бросился к костру.

— Мечислав! — крикнул он. — Зови наших разведчиков — мы немедленно отсюда уходим!

— Почему? — удивился Властимир. Он еще стоял подле заколдованного мирта.

— Верно, человек, — отозвалось дерево. — Если ты боишься, что, заснув под нашими кронами, наутро проснетесь деревьями, то напрасны твои страхи. Ни у кого из нас нет такой власти. Мы сами жертвы этого острова. А коли вы нас покинете, все равно вам не избежать нашей участи!

Над холмом пронесся высокий срывающийся звук рога — условный сигнал для разведчиков о немедленном возвращении. Несколько минут спустя запыхавшиеся Рюрик и Синдбад влетели на вершину холма.

Буян, ничего не скрывая, поведал, как Гаральду удалось обратить на себя внимание заколдованного дерева, и проводил вновь прибывших к мирту.

— Сколько плаваю, а не встречал такого, — восхищенно молвил Синдбад.

Рюрик внимательно осмотрел дерево.

— Кто ты? — спросил он осторожно. — И откуда? Ты… не с норманнского драккара1 ?

— Драккар[43]звали “Бык”, — тихо ответило дерево. Юноша вскрикнул и обнял мирт.

— Правда! Как имя тебе, друг?

— Хельмутом звали, — неохотно призналось дерево. Хель-мут, сын Оскольда…

— А я — Рюрик, сын капитана Ульриха Старого, — отозвался юноша. — Не помнишь меня?

Он нежно гладил кору мирта, словно перед ним был его отец.

— Рюрик? — В шелесте дерева впервые промелькнуло удивление. — Ты спасся?

— Случаем. Я заснул на опустевшем драккаре, когда уже все… исчезли. Утром его вынесло в открытое море. Ветер гнал его от берега, а у меня с собой не было ни капли воды. Если бы не эти люди, я бы умер от жажды… Мы вернулись, чтобы раскрыть тайну этого острова… Хельмут, что ты знаешь о моем отце? Где он? Жив?

— Жив-жив, — донесся голос с другой стороны поляны, где были привязаны лошади. — Он подле меня. Я — Канут, Рюрик. Помнишь меня?

Юноша бросился к дереву.

— Помню! — обрадовался он. — А… где…

Дерево молчало, но тут он уже и сам догадался — соседний мирт, на котором было меньше всего цветов, не шевелил ни единым листом. Рюрик молча отвязал от него темно-серого жеребца Мечислава и прижался к стволу.

— Ты здесь, отец, и ты жив, — прошептал он. — Я это чувствую… Я клянусь тебе, что освобожу тебя от заклятья, чего бы мне это ни стоило. Твой драккар стоит у берега, он цел и невредим. Мы вернемся домой, верь мне!

Дерево молчало — не дрогнул ни единый лист.

— Здесь не только люди с “Быка”, — помолчав, заговорил мирт-Канут. — С той стороны много тех, кто попал сюда до нас. Больше половины давно одеревенели, а кто и засох с тоски. И из наших двое уже не отзываются.. Боюсь, что твой отец, Рюрик, будет третьим…

— Нет! — вскрикнул юноша. — Я успею… Скажите, что с вами случилось?

В ответ разом зашелестели почти все мирты поляны, торопясь и перебивая друг друга. Голоса половины из них было невозможно разобрать, но из путаных речей остальных стало ясно следующее.

Где-то здесь живет не то фея[44], не то валькирия[45], не то еще какая-то волшебница. Ни один мужчина, ступивший на остров, не избежал встречи с нею, и ни один из них не смог устоять перед ее чарами. Не смог устоять — погиб. Смог — навеки обречен стоять деревом. Половина норманнов с “Быка” погибли от ее чар, вторая половина были обращены в деревья.

— Лучше вам уйти поскорее, — закончил рассказ дерево-Канут, — Она, несомненно, уже учуяла, что на остров ступила новая пожива…

— За совет и помощь исполать тебе, воин, — отвесил ему поклон Буян. — А только назад нам пути нет и не было. Надобно нам проверить, что таит в себе этот островок — мы на службе, и служба та нерадостная. Нас Кощей-колдун послал с заданием. Так что прости и ответь лучше: как нам найти эту волшебницу?

— О, в этом не сомневайтесь — она вас сама найдет, и очень скоро — только с холма в глубь острова спуститесь!

Буян первым кинулся разбирать лагерь.

Длинные сизоватые тени уже ложились на траву от деревьев, когда отрад спустился в долину. Лошади с удовольствием ступали по усыпанной вечерней росой траве. Всадники осторожно оглядывались по сторонам. Гаральд и Синдбад сидели в седлах как на иголках— чуть солнце скроется за горизонтом, ничто не спасет их от ненавистного превращения. Мореход относился к этому спокойно — по его словам, ему однажды пришлось стать свиньей, нечистым животным, а второй раз — даже рыбой, но уже для спасения своей жизни. Что до рыцаря, то он теперь каждый вечер страстно молился всем святым, каких помнил, об избавлении от проклятья, но те не помогали.