Время возобновляет свой бег. Делаю вдох, и мысли начинают обретать форму. В венах начинает бушевать гнев. В душе начинает образовываться пустота. Боль отдается в сердце. Качаю головой в отвращении к нему. К ней. В покорном шоке.

— Да пошло оно все, — говорю я тихо, но неумолимо, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Райли, — в отчаянии кричит Колтон хриплым от сна голосом, я слышу, как за мной хлопает дверь. — Райли! — кричит он мне, когда я почти бегу по дорожке, чтобы скрыться от него. От нее. От всего этого. — Райли, это не то, что ты…

— Не то, что я думаю? — недоверчиво кричу я ему через плечо. — Потому что, когда твоя бывшая в твоей футболке открывает дверь так рано утром, что еще я должна думать? — Его тяжелые шаги раздаются позади меня. — Не прикасайся ко мне! — кричу я, когда он хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе. Выдергиваю руку из его хватки, моя грудь вздымается, зубы стиснуты. — Не трогай меня, твою мать!

Хотя и на время, гнев сейчас заменил боль. Он проносится по мне бушующим адским пламенем, исходя от меня волнами. Сжимаю кулаки и закрываю глаза. Я не буду плакать. Я не доставлю ему удовольствия видеть, с какой силой он разрывает меня на части. И не покажу, что отдавать сердце во второй раз может оказаться самым большим сожалением в моей жизни.

Когда я поднимаю взгляд, его глаза встречаются с моими, и мы смотрим друг на друга. Я по-прежнему испытываю к нему любовь. Такую глубокую. Такую неприкрытую.

Такую отвергнутую.

Его глаза полны эмоций, он сжимает и разжимает челюсть, пытаясь подыскать правильные слова.

— Райли, — молит он, — позволь мне объяснить. Прошу.

Его голос срывается на последнем слове, и я закрываю глаза, чтобы отгородить ту часть меня, которая все еще хочет исправить его, утешить. И тут меня снова охватывает гнев. На себя за то, что я все еще беспокоюсь о нем. На него за то, что разбил мне сердце. На нее за… просто за то, что она есть.

Он проводит рукой по волосам, а затем трет щетину. Этот звук — который я обычно находила таким сексуальным — не делает ничего, кроме как глубже вгоняет пресловутый нож в мое сердце. Он делает шаг вперед, и я отражаю его движение, делая шаг назад.

— Клянусь, Райли. Это не то, что ты думаешь…

Недоверчиво фыркаю, зная, что непревзойденный плейбой скажет что угодно — сделает что угодно — чтобы выпутаться. Образ Тони, свернувшейся калачиком в одной футболке на голое тело, вспыхивает в моей голове. Пытаюсь избавиться от других картин, формирующихся в сознании. Ее руки на нем. Их переплетенные тела. Закрываю глаза и намеренно сглатываю, пытаясь стереть эти образы.

— Не то, что я думаю? Если это выглядит как утка и ходит как утка… — я пожимаю плечами, — …ну ты знаешь, как говорят.

— Ничего не бы…

— Кря! — кричу я ему. Знаю, что веду себя как ребенок, но мне все равно. Я в бешенстве и мне больно. Он качает головой, и я вижу отчаяние в его глазах. Самодовольная ухмылка Тони заполняет мой разум, ее предыдущие насмешки эхом отдаются в голове и раздувают пламя.

Глаза Колтона изучают меня, когда он снова подходит ко мне, а я отступаю. Вижу, как на его лице мелькает боль отвержения. Мне нужна дистанция, чтобы ясно мыслить. Качаю головой, мои глаза полны разочарования, а сердце боли.

— Из всего множества, Колтон… почему ты выбрал ее? Почему побежал к ней? Особенно после того, чем мы делились прошлой ночью… после того, что ты мне показал. — Воспоминания о близости между нами, когда мы смотрели друг на друга в зеркале, почти невыносимы, но они наполняют мой разум. Он позади меня. Его руки на моем теле. Глаза упиваются мной. Губы говорят мне посмотреть на себя, понять, почему он выбирает меня. Что меня для него достаточно. Всхлипывание, которое невозможно сдержать, вырывается из меня, и оно настолько мучительное, исходит из таких глубин, что я обхватываю себя руками в попытке заглушить его силу.

Колтон протягивает руку, чтобы коснуться меня, но останавливается, когда я смотрю на него, его лицо искажено болью, а глаза безумны от неуверенности. Он не знает, как унять причиненную им боль.

— Райли, пожалуйста, — умоляет он. — Я снова могу все исправить…

Кончики его пальцев так близко к моей руке, что у меня уходят все силы на то, чтобы не прильнуть к его прикосновению. Избегая прикасаться ко мне, он засовывает руки в карманы, чтобы защититься от утренней прохлады. Или, возможно, моей.

Знаю, мне больно, я смущена и прямо сейчас его ненавижу, но я по-прежнему люблю его. Я не могу этого отрицать. Могу с этим бороться, но не могу отрицать. Я люблю его, хоть он мне этого и не позволяет. Люблю его даже несмотря на причиненную им боль. Шлюзы, которые я пыталась держать закрытыми, прорывает, и слезы текут по моим щекам. Смотрю на него затуманенным взором, пока снова не обретаю голос, несмотря на отчаяние.

— Ты сказал, что попытаешься… — это все, что я могу сказать, и даже тогда мой голос срывается на каждом слове.

Его глаза умоляют меня, и я вижу в них стыд. Могу только представить из-за чего. Он вздыхает, его плечи опускаются, тело уничтожено.

— Я пытаюсь. И… — Он запинается, вынимая руки из карманов, и что-то выпадает из одного из них. Кусочек бумаги опускается на землю как в замедленной съёмке, солнце отражается на серебристой упаковке. Моему разуму требуется мгновение, чтобы понять, что приземлилось у моих ног — и не потому, что я не понимаю, а скорее потому, что надеюсь, что я ошибаюсь. Смотрю на эмблему Трояна, украшающую надорванный пакетик, нервные окончания медленно воспламеняются.

— Нет, нет, нет… — в шоке повторяет Колтон.

— Ты пытаешься? — кричу я на него, мой голос повышается, гнев пылает внутри. — Когда я говорила попытаться, Ас, я не имела в виду пытаться засунуть свой член в очередную доступную претендентку в первый же раз, когда ты испугаешься! — кричу я, не заботясь о том, кто меня услышит. Чувствую растущую панику Колтона — его неуверенность в том, как на этот раз справиться с последствиями своих поступков — и мысль о том, что ему никогда не приходилось раньше… что никто никогда не указывал ему на это, не заставлял отвечать, разжигает мой гнев еще больше.

— Это не то, что я… клянусь, это не вчерашнее.

— Кря! — кричу я, желая