Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ароматный дым вокруг сгущался. Петя сделал несколько жадных вдохов и подумал, какая это огромная честь и великое счастье, что Мумрик здесь, рядом с ним, и даже, может быть, заговорит с ним…
И это случилось.
— Тебя зовут Питер, мой мальчик? — зазвучал в голове мощный, величественный и в то же время ласковый голос Мумрика.
Слезы радости брызнули у Пети из глаз.
— Да! Да! — воскликнул он. — Это я, о Великий Мумрик! И я так счастлив!
— По своей ли воле ты оказалось здесь, мое возлюбленное чадо? Не принуждал ли кто-нибудь тебя силой?
— Нет! Нет! Я здесь по своей воле, о Великий Мумрик! — в восторженном исступлении Петя упал на колени. — Еще никогда в жизни я не был так счастлив!
— Готов ли ты, возлюбленное мое чадо, служить мне с этой минуты, отрекшись от всех других, неправильных святынь? Служить мне и наместнику моему среди людей — Адольфу Гитлеру?
«Готов! Готов! Готов!» — едва не закричал Петя исступленно, но тут его сердце колоколом ударило в отравленную куреньями голову: НЕТ! НЕТ!! НЕТ!!!
— Нет… — прошептал он и в изнеможении повалился набок, теряя сознание.
Он упал бы на каменный пол и, возможно, расшибся насмерть, но тут чьи-то невидимые руки подхватили его, сомкнули в «лодочку», и Петя стремительно понесся куда-то, словно по серпантину горок в парке аттракционов.
Возможность ничейного исхода. — Экранчики и объективчики. — Устройство пещерной колонии
— Это не игра! Это фарс и профанация! — кипятилась раскрасневшаяся «Помпадур». — Даже если мы выиграем оба оставшихся кона, выйдет ничья, а подобный нелепый результат вообще не предусмотрен нашими правилами!
— Как это не предусмотрен! — возмутился карточный джокер. — Что вы говорите, маркиза, вы в своем уме? Параграф 83 пункт 28 подпункт четыре гласит: «В случае же равного счета дается дополнительное время для решающего очка.»
— Этого не было! Это вы сами только что вписали!
Джокер схватился за грудь и сделал такое лицо, будто его обвинили в убийстве ребенка. В волнении он задыхался и не мог произнести ни слова.
— Что за очко! — заносчиво крякнул гусак. — Какое еще очко, если всего десять!
— Да! Да! Откуда? — послышалось со всех сторон.
Джокер зазвенел в колокольчик:
— Внимание, господа, внимание! Это будет испытание особого рода. Многоступенчатый блиц, девять каверзных вопросов на разных уровнях. Впрочем, я еще не получил разрешения сверху.
Достоинства и недостатки зашумели.
— Но я рассчитываю получить его при необходимости и уже веду консультации по этому поводу. Однако счет пять-три в пользу достоинств — очень обнадеживающий счет. У противной стороны не так много шансов выиграть два тура подряд.
— Конечно, — недовольно заявила маркиза, — теперь мало шансов. После того, как все догадались. — И она энергично замахала веером.
— Догадался только один, — уточнил джокер. — И он молчит. Потому что понимает: если партия будет прервана из-за его длинного языка, у мальчишки вообще не останется никаких шансов.
— Прикончить умника, чтобы не болтал лишнего, — прошипел «Чингисхан».
— Послушайте, — наклонилась к нему помпадурша, — пускай болтает; прерванная партия все-таки лучше, чем проигранная.
— Пусть живет, — согласился змей. — Пока.
Упустивший этот негромкий диалог «Генсек» вдруг во всеуслышанье заявил:
— Товарищи! От имени Реввоенсовета предлагаю приговорить фашистского ублюдка гражданина Дица Фридриха Иеронимовича к смертной казни. Приговор осуществить посредством авиакатастрофы во время очередного перелета…
Змей сверкнул на него налитыми кровью глазами и прошипел:
— Я же сказал: пусть живет.
В страшном испуге «Генсек» вначале обмер, затем обмяк, покрылся пятнами и надолго замолчал.
— А пропор, где наш герой? — спросил увлеченно игравший до сих пор в кости с коньяком «д'Артаньян». — Почему его нет?
— Здрасьте, приехали, проснулся, — скривил клюв гусак.
— Невменяем! — коротко и громко пояснил для мушкетера молоток. — Отравлен сектантами-идолопоклонниками!
— Пущай спит мальчонка, — проворчала печка. — Не будите, без него как-нибудь…
* * *
Петя открыл глаза и увидел Яблочкина. Он улыбнулся, а Яблочкин что-то произнес, и в поле зрения появилась курсант Мушкина. У них обоих были головы, шеи, что-то вроде опущенных капюшонов, однако совершенно не было туловищ. На том месте, где должны были находиться туловища, была только слегка смазанная пустота.
— Как самочувствие? — поинтересовался Яблочкин. — в голове не шумит?
— Нет, — отвечал Петя неуверенно, — кажется, тихо.
Он попытался встать на ноги, но все закружилось, и он сел. Зажмурившись и встряхнув головой, Петя огляделся. Повсюду вокруг в тусклом дежурном освещении громоздились ящики, мешки и коробки.
— Ему еще поспать надо, — сказала Мушкина.
— Нет, — возразил Петя. — Все в порядке. Сейчас встану и пойду.
Он поднялся, сделал замысловатый ход ногами и снова сел.
— Ты уж лучше сиди пока, — посоветовала Мушкина. — Пока еще вниз не кувыркнулся.
Петя стал молча смотреть на Яблочкина и Мушкину. Он никак не мог взять в толк, куда подевались туловища. Наконец Мушкина догадалась, что его мучает, и выразительно опустила вниз глаза. Яблочкин понял и попытался объяснить:
— Ты, главное, сейчас не волнуйся Ты еще под действием этого псевдорелигиозного дурмана.
Заметив, что Яблочкин говорит совсем не то, Мушкина решительно внесла ясность:
— Это на нас такие специальные костюмы: спереди как-бы маленькие экранчики, а сзади — объективчики. Получается, как будто все видно насквозь.
— А сзади… видно?
— А сзади тоже объективчики и экранчики.
— Ловко, — сказал Петя после продолжительной паузы. — Значит, с головой у меня почти все в порядке. А вы сами как сюда попали?
Обрадованные, Мушкина и Яблочкин начали рассказывать все по порядку.
Как Мушкина и Яблочкин попали в колонию, уже известно. Сделавшись привидениями, лазутчики за три дня успели хорошенько осмотреться и обжиться. Спали они в дневное время на складе, а ночью бродили привидениями по всем уровням.
На самом верху, приблизительно в километре над уровнем моря, находился главный вход и служба наружного наблюдения.
Несколько ниже, на первом уровне, располагались апартаменты самого фюрера: кабинет, спальня, столовая, комната отдыха, бассейн и картинная галерея. Это было единственное место в бункере, имевшее окна — узенькие, скрытые снаружи складками каменных отложений в отвесной скале. Застекленные рамы были развернуты под таким углом, чтобы во время заката ни один случайно заплывший сюда мореплаватель не смог увидеть солнечного отблеска. Фюрер любил стоять у распахнутого настежь окна, сложив руки на известной чакре, ощущать, как теплый солоноватый ветер треплет его челку на лбу, смотреть вдаль и думать о судьбах нации.