Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джан Галеаццо уже исполнилось двадцать лет. Это был бледный, задумчивый, меланхоличный юноша. Его отношения с властным дядей Лодовико очень четко отражаются на документе, подписанном ими обоими. Изабелла Арагонская была на год младше жениха и приходилась ему кузиной: отец Изабеллы, Альфонсо, являлся наследником Неаполитанского королевства, а ее мать, Ипполита Мария, была сестрой Лодовико. О красоте Изабеллы много писали: она была «столь прекрасна и лучезарна, что подобна была солнцу» – так писал о ней посол Феррары Якопо Тротти, человек весьма опытный, если вспомнить его оценку Чечилии Галлерани. Дошедший до нас рисунок помощника Леонардо Больтраффио считается изображением Изабеллы Арагонской.
В первом издании стихов Беллинчьони, вышедшем в Милане в 1493 году уже после смерти поэта, текст «Рая» предваряется таким вступлением:
«Приведенная ниже оперетта была сочинена мессером Бернардо Белинзоном для праздника или, скорее, представления, называемого «Paradiso», которое устраивалось по просьбе лорда Лодовико в честь герцогини Миланской, и была названа «Раем», потому что для ее представления великим гением и мастерством маэстро Леонардо Винчи, флорентийца, был изготовлен настоящий Рай, вокруг которого вращались все семь планет. Планеты были представлены мужчинами, одетыми так, как описывали поэты, а все эти планеты восхваляли герцогиню Изабеллу, в чем вы сами убедитесь, прочитав это».[438]
Из этого предисловия становится ясно, что декорации и костюмы Леонардо произвели глубокое впечатление на зрителей, гораздо большее, чем тривиальные стихи мастера Белинзона или Беллинчьони. К счастью, у нас сохранилось свидетельство из первых рук, принадлежащее наблюдательному послу Тротти.
Рисунок Больтраффио, на котором, как считается, изображена Изабелла Арагонская
Зал был украшен фестонами из вечнозеленых растений, стены затянуты шелком. На одной стороне зала была устроена наклонная сцена 12 метров длиной. Сцену покрывали ковры, а за ней располагалась вторая, более низкая сцена для музыкантов. На другой стороне находился сам Рай, спрятанный до поры до времени за шелковым занавесом. Представление начиналось в восемь часов. Музыканты сыграли неаполитанскую мелодию в честь прекрасной юной герцогини, которая танцевала просто превосходно. Затем было устроено несколько «посольств» к ней, каждое из которых предварялось танцами и сценками. Перед герцогиней выступили испанцы и турки, поляки и венгры, немцы и французы. Настоящее представление началось только около полуночи. Свет был погашен, шелковый занавес медленно приподнялся, и перед глазами собравшихся предстал Рай:
«Рай был представлен в форме половины яйца, внутренняя поверхность которого была покрыта золотом. Множество огней представляло звезды. В отдельных нишах (fessi) стояли все семь планет в соответствии со своим статусом, низким или высоким. Вокруг верхней границы этой полусферы располагались двенадцать знаков [зодиака], держа фонари за стеклом, что делало представление галантным и прекрасным. В этом Рае мы услышали множество песен и много нежных и прекрасных звуков».[439]
Раздался всеобщий вздох восхищения. Затем вперед выступил annunziatore – мальчик, одетый ангелом, точно такой же, как во флорентийских священных представлениях, столь хорошо знакомых Беллинчьони и Леонардо. Представление началось.
Эта история говорит о том, что Леонардо был опытным театралом, мастером спецэффектов. Он сумел создать настоящее мультимедийное представление средствами, доступными в ту эпоху. Дерево и ткань с помощью цвета, освещения, музыки, танцев и поэзии превратились в нечто нереальное, поразительное, неземное. Позднее представление было повторено в честь еще одной свадьбы высших слоев. В записных книжках Леонардо сохранилось короткое упоминание о ней и несколько набросков. На одном из набросков показана «белая и голубая ткани, сплетенные клетками», чтобы «изобразить небо на сцене». А ниже приведен список расходов, в том числе на «золото и клей для прикрепления золота», а также на 25 фунтов воска для «изготовления звезд».[440]
Почти через год Леонардо принимал участие в торжествах по поводу брака Лодовико и Беатриче д’Эсте, а также племянницы Лодовико, Анны Сфорца, с братом Беатриче, Альфонсо д’Эсте. В рамках празднества Галеаццо Сансеверино устроил рыцарский турнир. Сансеверино был зятем Мавра, поскольку 10 января 1490 года женился на незаконной дочери Лодовико, Бьянке. Несомненно, они с женой присутствовали на представлении «Рая», которое состоялось через три дня после их свадьбы. Молодой капитан был искусным наездником, «владевшим разными видами оружия», как пишет о нем Кастильоне в абзаце, начинающемся словами: «Обсудим физическую красоту и проворство синьора Галеаццо Сансеверино».[441] 26 января 1491 года Леонардо записывает: «Я был в доме мессера Галеаццо да Сансеверино, чтобы организовать представление для его турнира». Он упоминает о том, что некоторые лакеи Сансеверино были одеты как omini salvatichi, то есть как «дети природы».[442] Образ uomo selvatico был весьма популярен в то время. Он символизировал могучую силу природы, являл собой человека в состоянии первобытной невинности. Такой человек был одет в костюм первобытного человека – в шкуры животных, листья и кору, а оружием ему служила узловатая дубинка. Таков был традиционный шаблон, по которому проектировал свои костюмы Леонардо (вспомним Зороастро в наряде из галловых орешков). Гости турнира вспоминали о «большом количестве мужчин на конях, одетых дикарями, с огромными барабанами и пронзительными трубами». Сам Сансеверино нес золотой щит с изображением бородатого мужчины, «варвара». Подойдя к помосту, на котором сидел герцог, он объявил, что является «сыном короля индейцев». В 1491 году слово «индейцы» относилось к Индии, а не к Новому Свету. Каравеллы Колумба еще не вышли в море. Но эти слова стали пророческими – очень скоро так стали называть «дикарей», населяющих Америку. Особое впечатление на публику произвел великолепный золотой шлем Сансеверино с закрученными спиралью рогами, увенчанный крылатой змеей, длинный хвост которой спускался на спину его коня – короче говоря, «дракон» Леонардо. Весь облик молодого человека «дышал свирепостью».[443]