Правда, эффективность действий авиации Красной армии не всегда соответствовала ее численности. Потери опытных экипажей в первые месяцы войны были очень высоки, а качество самолетов при их серийном производстве было значительно ниже качества наших машин. Старшие офицеры постоянно демонстрировали неспособность постичь принципы применения авиации в современном бою.

Русские практически не располагали стратегической авиацией, и те удары, которые им удавалось осуществлять, нас совершенно не беспокоили. Самолеты-разведчики проникали иногда на глубину 30–60 миль за нашу линию фронта, но бомбардировщики и истребители русских редко можно было увидеть далее чем за 20 миль от наших передовых позиций. Это было крупным преимуществом для немецкого командования, поскольку даже в самые тяжелые периоды войны переброска войск и их снабжение осуществлялись в нашем тылу без особых помех.

Русские самолеты решали в зоне боев преимущественно тактические задачи, и с лета 1943 года они находились в воздухе с раннего утра и до поздней ночи. Русские бронированные штурмовики специализировались в атаках на бреющем полете, и их пилоты, несомненно, демонстрировали чудеса отваги и самоотверженности. Ночные бомбардировщики действовали в основном в одиночку, а их главной целью, похоже, было не давать нам спать. Безусловно, организация взаимодействия между авиацией и наземными силами русских все время улучшалась, а техническое отставание от немецкой авиации постепенно исчезало. Зато в тактическом отношении русским было далеко до нас, а их пилоты никогда не достигали нашего уровня.

Россия была первой страной, которая начала в широких масштабах экспериментировать в области десантирования особых парашютных подразделений. Осоавиахим подготовил многие тысячи парашютистов еще до начала войны. И все же, несмотря на благоприятные обстоятельства, в особенности в 1944–1945 годах, командование русских ни разу не решилось на высадку воздушного десанта[232]. Однако оно широко использовало авиацию для снабжения и поддержки партизан.

Достаточно трудно определить роль военной авиации русских в будущей войне. Представляется все же, что основное место будет отводиться по-прежнему наземным силам, причем преобладать будут их действия против танков. Тем не менее было бы неразумно недооценивать военно-воздушные силы России. Военная авиация русских, по существу, была заново создана в 1941–1945 годах, а качество самолетов, которые китайцы использовали в Корее, показывает, что авиация Красной армии потенциально является весьма грозным противником. Кроме того, в России больше внимания стали уделять стратегической авиации и их дальние бомбардировщики не останутся без дела.

Успехи немецких солдат в России убедительно показывают, что русских победить можно. Осенью 1941 года немецкая армия была, как никогда, близка к победе, несмотря на необозримые пространства, грязь и слякоть, а также на недостаток снаряжения и меньшую численность личного состава. Даже в критические 1944-й и 1945 годы наши солдаты никогда не чувствовали себя менее искусными воинами, чем русские, но слабые немецкие войска были подобны островам в океане, окруженным бесчисленными волнами пехоты и танков, которые захлестывали их и в конце концов поглотили навсегда. Русских, безусловно, нельзя недооценивать, но их достоинства и недостатки надо спокойно и хладнокровно взвешивать. Нет ничего невозможного, когда дело идет об их действиях, но было бы неверно считать их непобедимыми, если только не имеет место совсем уже невероятное их численное превосходство.

Опыт, приобретенный в ходе войны, показывает, что немецкие войска успешно вели боевые действия против русских, если наши силы соотносились как 1:5, пока участвующие в боях формирования были более или менее укомплектованы и соответственно вооружены. Успех порой достигался нами даже при еще более неблагоприятном соотношении сил, и я не думаю, что какая-либо другая армия из стран Запада могла бы добиться большего.

Вооруженные силы русских успешнее всего действуют на суше и далеко не так опасны на воде или в воздухе. Несмотря на свои послевоенные достижения, авиации Красной армии достаточно трудно будет выйти на уровень военной авиации стран Запада, и нет никаких сомнений, что военно-морским силам русских также есть еще чему учиться. В возможной будущей войне основой мощи России вновь будут ее сухопутные силы, и в особенности ее бронетанковые войска. Мы можем ждать глубоких ударов, осуществляемых с молниеносной быстротой и скоординированных с беспорядками, спровоцированными сторонниками коммунистов в странах Запада. Как повлияет атомное оружие на подобные операции, предсказать пока совершенно невозможно, но необозримые пространства России и покров секретности, окутывающий все ее мероприятия, делают эту страну грозным противником, если речь заходит об обмене атомными ударами.

Никакая авиация, сколь бы сильна она ни была, будет не в состоянии остановить массы русских войск. Западный мир больше всего нуждается в пехоте, готовой защитить его или умереть и встать на пути русского вторжения с противотанковым оружием. Западу также необходимы сильные танковые и механизированные соединения, чтобы перейти в контрнаступление и отбросить русских[233].

Солдата западных армий необходимо тщательно и систематически готовить к этой судьбоносной войне. Должна быть предусмотрена не только тактическая, но и физическая подготовка для войск, только тогда они смогут дать отпор русским. Мы должны принимать во внимание своеобразие ведения боевых действий русскими и соответственно строить свою подготовку. Важнейшими в ней должны стать личная отвага, инициатива и готовность брать на себя ответственность. Строжайшая дисциплина является еще одним важным условием успешной борьбы против русских. Спорта, сколь бы интенсивно им ни занимались, определенно недостаточно для подготовки солдат к борьбе, которая будет невероятно трудной.

Но самым важным фактором станет моральное состояние солдат. Нам потребуется несокрушимая воля защитить западную цивилизацию от русских орд.

20 сентября 1944 года генерал Бальк и я прибыли в штаб группы армий «Г», который в это время располагался в Эльзасе, около Мольсема. Нам предстояла достаточно неприятная миссия – сменить командующего группой армий генерала Бласковица и его начальника штаба генерал-лейтенанта Гейнца фон Гильденфельдта. Когда мы ехали в штаб, я, глядя на поросшие лесом вершины Вогезов, вспоминал свое предыдущее посещение этих мест, прорыв линии Мажино, наступление на Донон под яростным огнем противника, поездку в штаб XLIII французского корпуса, капитуляцию генерала Лескана и его штаба. Тогда я был начальником оперативного отдела штаба. И вот теперь меня назначили начальником штаба группы армий, которой едва удалось избежать полного уничтожения и которая находилась в тяжелейшем положении.