— Напротив, следует быть бережливей, государь, — неожиданно отозвался Набусардар, — теперь надо быть гораздо рачительней, чем когда бы то ни было. От сытой жизни солдаты обленятся, к тому же нам предстоит война. Важно заготовить впрок достаточно припасов, чтоб нам не страшна была никакая осада. Валтасар недовольно покосился на него.

— Да, государь, это непростая задача — не проиграть войну из-за голода. У Навуходоносора было превосходное оружие, самое лучшее оружие в мире и отборные солдаты, однако Иерусалим склонил голову не перед его оружием и не перед его воинами, а…

— А?

— А перед голодом, который обрушился на город после двухгодичной осады.

— В самом деле, мне об этом рассказывали учителя на уроках истории.

— Значит, ты помнишь это, государь?

— Да, — раздраженно повторил тот, — но…

— Чем же я вызвал неудовольствие вашего величества?

— Ах, нет! Просто, когда речь заходит об истории, я испытываю отвращение, как будто дотронулся до чего-то мерзкого. В общем, не люблю я истории. Она напоминает мне покойника, которого надо похоронить и прекратить о нем всякие разговоры.

— Мне, напротив, государь, история представляется весьма поучительной.

— Вот как? — подозрительно процедил он.

— Да, я за свою жизнь извлек больше всего полезных уроков именно из истории.

— Например?

— Например, зная, что Иерусалим пал от голода, я не повторю его ошибки. Я дам твоему солдату смертоносное оружие и при этом не забуду про его желудок. Иначе история повторилась бы, с той лишь разницей, что тогда пал Иерусалим, а теперь его участь могла бы постичь Вавилон. Голод сильней кованого меча. Поэтому мы должны все предусмотреть.

— Твои слова не лишены мудрости. Этого нельзя допустить. Хотя бы потому, что это доставило бы радость евреям. Они, разумеется, стали бы потом утверждать, что Вавилону отомстил их Ягве.

— Не ради евреев, а ради самих себя, ради нашего народа мы не имеем права делать ошибки.

— Что ты сегодня беспрестанно перечишь мне, Набусардар?

— Прости, если я в чем провинился.

— Я не собирался тебя упрекать, а хотел только напомнить, что евреи тешат себя надеждой, будто Кир вызволит их из нашего плена.

— Евреи всегда на что-нибудь надеются…

— Но теперь их надежды слишком явно расходятся с моими. Я охотно избавлюсь от них. Мне надоели их вечные бунты, а в последнее время они еще отлынивают от работы. У них на уме одно — возвращение в Иерусалим. Безумцы, ведь там не осталось камня на камне. Они зачинщики всех беспорядков. Недаром поговаривают, что Набонид был им больше по душе, потому что потакал им во всем, Подражая Эсагиле. Я ничуть не удивлюсь, если Эсагилу вместо Исме-Адада возглавит однажды еврейский жрец.

— Он расхохотался, довольный своей остротой, выпятил грудь и с победоносным видом взглянул на Набусардара.

— Каково, Набусардар: верховный жрец — еврей? Удачно сказано, не так ли? Когда вернусь, прикажу записать в мою «Книгу изречений». Пусть останется для потомков. Что ты на это скажешь?

— Мы, пожалуй, задержались здесь, государь.

— Однако! — Валтасар округлил глаза. — Недостойно вести себя так с царем. Не подобает мыши выпячиваться перед львом.

— Я хотел только сказать, ваше величество, что пора бы подумать и о возвращении.

— Постой, — развивал свою мысль Валтасар, — я хочу, чтобы ты меня понял до конца. Мышь — это ты, Набусардар, а я — царь Валтасар. С тебя может статься, что ты все перетолкуешь по-своему. Ты, я знаю, заносчив. Мне говорили, ты позволяешь именовать себя некоронованным властителем Халдейской державы. Не забывай, однако, что люди склонны шутить. Возможно, тебя называют так в насмешку… Что ж, по-твоему, нам следует возвращаться?

— Да, государь, — процедил верховный военачальник.

— Следуй за мной, — сухо приказал Валтасар, подбирая полы хитона, чтобы они не мешали при ходьбе.

Царь и полководец вышли из казармы на плац, где образцово экипированные части с почестями проводили их.

Всю дорогу до Вавилона Валтасар говорил только о евреях. Он мог без конца говорить о них, он дрожал за свою жизнь и опасался их коварства. Его ненависть и страх подогревала Эсагила мнимыми сведениями о еврейских заговорах. Эсагиле важно было отвлечь внимание Валтасара от своих интриг против него.

Эсагила и после недавнего совещания продолжала лелеять надежду на свержение Валтасара, чтобы восстановить на престоле Набонида. Она цеплялась за любую возможность. Когда стало известно, что царь отправился на смотр казарм, жрецы подготовили новое покушение. В прибрежных зарослях над каналом они укрыли смельчака, который должен был заколоть Валтасара, когда тот будет возвращаться в Вавилон. Ему удалось подобраться к самой колеснице царя, но едва он занес руку на Валтасара, как солдат вышиб у него кинжал.

Злоумышленника немедленно связали и увезли в Муджалибу.

На допросе выяснилось, что у него отрезан язык, так что невозможно было добиться, кто его подослал. Первые подозрения пали на Эсагилу, но не менее правдоподобным казалось и предположение, что это дело рук евреев, так как у преступника было явно семитское лицо.

Валтасар и не искал других мотивов. Он был убежден, что на сей раз не Эсагила, а именно евреи подослали убийцу, недаром они ждут не дождутся Кира. Его ненависть к этому народу только усилилась.

Подозрения Валтасара утвердились, когда Эсагила через своего доверенного донесла ему о заговоре пророка Даниила и ее величества царицы. Об этом рассказал царю тот самый жрец, который подслушал разговор царицы и Даниила перед статуей небесной Иштар.

Валтасар верил всяким доносам. Он тут же распорядился бросить Даниила в подземелье, а царицу запереть на женской половине и не давать есть.

Оставалось еще наказать евреев.

Уже давно ходили слухи о том, что иудеи, живущие на канале Хебар, нарушают законы Вечного города. Им запрещалось возводить храмы; но в обход закону они с наступлением темноты совершали богослужения на открытом воздухе. Какой-то юнец выступал там под видом пророка и подстрекал народ против царя. Его надо убрать. Эту задачу можно возложить только на Набусардара. С отрядом своих людей Набусардар в ближайшие дни выедет на канал Хебар и примерно накажет тамошних евреев. Разорить гнездо этих смутьянов, будоражащих всю страну! Чем, как не происками евреев, можно было объяснить появление на городских воротах табличек, содержавших злостную клевету на особу государя, на совет, народ и страну?

Впервые таблички появились в ту ночь, когда Эсагила приказала вывесить на воротах объявления о персидской опасности, чтобы побудить население приносить золото и дары Мардуку. Однако ночью эти таблички были заменены другими. Утром ошеломленные прохожие останавливались перед ними и читали воззвания, полные угроз в адрес Вавилона, Халдейской державы, всех ее богов, в адрес ее знати, надменного царя и спесивой Эсагилы.