Наконец один из них принял решение, радуясь возможности переложить проблему на кого-то другого.

– Потратишь его время впустую – пожалеешь. Зовут Джаван, и в это время… – он взглянул на солнце, – ты найдешь его на складах в дальнем конце порта. Будь вежлив, грек. Он отнимет у тебя руку, если ты ему не понравишься.

– Насчет этого не беспокойся, – улыбнулся Фемистокл. – Другие тоже пытались.

Персы опешили от такого ответа.

– Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, – сказал капитан, жестом показывая Фемистоклу, что ему пора уходить.

– Гораздо лучше, спасибо, – кивнул Фемистокл и двинулся в указанном направлении, а они проводили его долгими взглядами.

Фемистокл представлял себе склад тихим местом, наполненным мешками с зерном, но вместо этого стал свидетелем хаоса, который больше напоминал афинскую агору. Сваленные здесь груды товаров разделялись либо невысокими деревянными загородками, либо просто прочерченными на полу линиями. Казалось, тысячи голосов слились в монотонный гул, усиливавшийся по мере того, как Фемистокл шел вдоль причалов, а затем мимо построек, состоявших зачастую только из угловых столбов, балок и крыш. Персидский звучал здесь вместе с греческим, но основным языком был язык сделки: торговцы выкрикивали цены и предложения во весь голос, перебивая остальной шум. За пятьдесят шагов Фемистокл дважды спросил дорогу и даже успел отказаться от наброшенного на плечи халата. Одну руку он держал на мече, в другой сжимал сандалии и мешочек с монетами.

Человек, к которому его направили, стоял окруженный персидскими казначеями. Они что-то записывали, выдавали какие-то разрешения и брали деньги в обмен на бирки. Здоровяки с мечами и копьями наготове охраняли текшее рекой богатство. Фемистокл, не видевший столько серебра в одном месте с довоенных времен, с интересом огляделся. Предприимчивый человек, несомненно, мог бы что-нибудь купить и продать в таком месте, если только персы не забирали себе бо́льшую долю. В этом он увидел еще одно подтверждение того, что порт и город больше не были греческими, несмотря на то что вокруг звучал язык его народа. Мысль эта навеяла печаль – ведь они так много сделали, чтобы остаться свободными.

Фемистокл уже подходил к начальнику порта, когда его остановила чья-то рука.

– Что тебе нужно? – рявкнул незнакомец.

Голос пришлось повысить до крика, чтобы его услышали.

– У меня личное дело к начальнику порта. Это Джаван? Он захочет меня выслушать.

Незнакомец окинул его долгим взглядом и сказал:

– Подожди здесь.

Фемистокл наблюдал, как остановивший его человек подошел к Джавану и шепнул что-то на ухо. Похоже, доступ к персидским начальникам зависел от окружавшего их кольца приближенных.

«Сколько еще таких преград придется пройти в качестве просителя?» – подумал Фемистокл.

Мысль была неприятна, но он пришел сюда по собственной воле и не мог ни пожаловаться, ни вернуться.

Начальник порта вытянул шею посмотреть на него и махнул рукой, подзывая. Фемистокл перевел дух и подошел. Охранники ощетинились и разве что не зарычали, когда он приблизился к их хозяину. Ему ясно дали понять, что любой опрометчивый поступок повлечет за собой серьезные последствия.

– Спасибо, что принял меня, – сказал Фемистокл. – Ты говоришь по-гречески?

– Говорю, – ответил Джаван с сильным акцентом. – Какое у тебя дело?

– О, я не торговец… – начал Фемистокл и почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо и начала оттаскивать в сторону.

Он заговорил быстрее, хотя начальник порта уже вернулся к своим обычным заботам:

– Я архонт Афин! Я Фемистокл, который командовал кораблями при Саламине.

Рука упала с его плеча, и Джаван медленно повернулся, открыв от изумления рот. Сердце у Фемистокла замерло – он был во власти этого человека. Суждено ли ему пережить их встречу? Самым странным сейчас было то, что он нравился себе. Рядом не было ни друзей, ни жены, ни сыновей, ни дочерей, которых нужно было бы защищать и оберегать. Но в этот момент он чувствовал себя тем парнем, каким был когда-то. Веселым, бесшабашным, сообразительным и верящим в себя. Это было пьянящее чувство, как будто он выпил неразбавленного вина на пустой желудок. В любом случае он не мог взять свои слова обратно. Он подошел прямо к краю обрыва и шагнул с него.

Кимон сидел на каменном причале, свесив ноги. Усталой рукой он вытер с лица масляное пятно и негромко выругался. Корабль, который нависал над ним, пока не имел названия, но он перестроил его – нет, перестроил ее. Вне всяких сомнений, этот корабль был женщиной. Хороший корабль способен поднять мужчине настроение, поймать ветер, но, если заставить его идти слишком далеко, он обратится против тебя и развеет твое счастье.

Он закрыл глаза, ощущая приятную ломоту в ногах и плечах. Над Пиреем опускалось солнце. Кимон промазал густым оливковым маслом каждую балку, все стыки и щели, чтобы защитить от моря и брызг. Блеск тускнел, по мере того как масло впитывалось, но защищенное дерево могло прослужить поколение при условии, что его будут повторно смазывать каждый год. Плотники предложили использовать египетский лак с необычными добавками вроде сосновой смолы для придания покрытию прочности, а масло лучше всего действовало при глубокой пропитке. В конце концов, афиняне выбрали своей покровительницей богиню, даровавшую им оливу, а не Посейдона, предлагавшего соленое море.

Кимон поднял взгляд, когда рядом с ним плюхнулся Перикл. Сыну Ксантиппа было всего восемнадцать, но он работал так же усердно, как и все остальные. Один корабль восстановили до самого киля, на что ушли месяцы тяжелого труда. Результат получился именно таким, на какой надеялся Кимон. Три его капитана уже знали, как ходить под парусом и на веслах. Они были ветеранами Саламина и теперь еще изучили корабли изнутри – до последнего стыка и гвоздя. Выходя из Афин, Кимон твердо знал, что может провести в море год или два и не бояться. Капитаны будут составлять новые карты, нанося на них неизвестное ранее, или перерисовывать и уточнять те, которые так обветшали, что рассыпа́лись, когда их брали в руки.

– Нам нужно обточить еще с десяток весел, – заявил Перикл, указывая на усталых мужчин, работавших на станках с педальным приводом.

Вращавшееся бревно обрабатывали железными резцами. На воде колыхались густые масляные пятна и древесная стружка.

– И потом останется только взять на борт инструменты, свежие продукты и… воду. Думаю, это все.

Он посмотрел на Кимона с юношеским восхищением и уважением. На том, чтобы освоить навыки кораблестроителей, настоял Кимон. Сначала в порту это сочли шуткой, прихотью молодого богача и его друзей. Такое отношение изменилось, когда около сорока человек стали появляться на берегу каждое утро. Разные задания они выполняли со спокойной сосредоточенностью.