Но все же и при всем этом положение Ивана Серко и Григория Косагова в Сечи не было так опасно до тех пор, пока Павел Тетеря не присылал в Сечь своих «прелестных» писем к запорожским казакам. Тетеря был убежденный в своих политических воззрениях человек: он страдал душой и сердцем за свою родину и искал способа поставить ее на путь самостоятельной и независимой жизни. Но его взгляды были полярно противоположны взглядам запорожских казаков и всей массе населения малороссийских городов. Запорожцы видели залог для свободы украинского народа в русском православном царе, гетман Тетеря видел его в польском католическом короле. Он приводил в своем письме к запорожцам исторические традиции о связи их с Польшей, ставил на вид ненадежность союза с Москвой, опасность от крымского хана и, наконец, свою бескорыстную преданность запорожским казакам. Уже вскоре после возвращения запорожцев из-под Перекопа Павел Тетеря отправил в Запорожье своих посланцев с «прелестными» письмами, в которых старался склонить «молодцов» на сторону Польши: «Польский король Ян-Казимир, желая отобрать у московского царя сегобочную Украину и спасовать гетмана Брюховецкого, решил постановить для обеих малороссийских сторон одного гетмана Павла Тетерю»[485].

Один из таких листов, писанный 18 ноября 1663 года из города Кременчуга, доставлен был в руки Григория Косагова, и список с него отправлен в Москву.

«Пану атаману кошевому и всему старшему и меньшему на Коше товариществу со всем его королевской милости войском запорожским доброго от Господа Бога здоровья и счастливого желаемого покоя верно и взаимно желаю. Объявляю вам, братии моей, что король, государь наш милостивый, не терпя больше ежедневного кровопролития и нашей пагубы и не желая своей земле опустошения, оставив свой господарский престол, пришел с коронным и чужеземным войском на Заднепрье; он желает не мечом и войною обратить своих подданных к своей власти, но обнадеживает их своею отеческою милостию, он не ищет никакого отмщения за наши прошлые грехи, обещает королевским словом приклонить под свои крылья, вместе с нами, всех заднепрян и даровать им равные вольности, и все, что совершилось в нынешние смутные времена, приписывает устроению Божию и своим грехам. И вы, братия наши, будучи с нами одного тела, не столько сами по себе, сколько от беспокойных людей, недавно напившихся крови нашей братии, и от московских прелестей разъединились с нами. Теперь я, по своей христианской любви, прошу вас, как милых братьев, и братски предостерегаю, чтобы вы прежде времени отозвались надлежащим послушанием к его милости королю, как своему дедичному государю, под властию которого породились и наши прадеды, и деды, и отцы, и вы сами молодецкие головы, славы и морем и полем добывали, и ныне все вместе дышим его государевою днепровою водою. Обнадеживаю вас словом христианским и братским, что король, государь ваш милостивый, сохранит вас при тех же вольностях, при которых пребываем и мы, и объявит вам такую же милость, как и нам, забыв всякое ваше преступление… Не откладывайте, прошу вас, этого святого дела и не говорите так, как другие безрассудные привыкли говорить: «пусть-де царь с королем помирится, а мы кому достанемся, тому и будем кланяться»; а как король помирится с царем, то не скажет, что вы, братия наша, склонились добровольно, а скажет, что по принуждению. А царь не только вас, но и своего народа не может оборонить. Как солнце на небе сияет и вода беспрестанно в Днепр течет, так и мы никогда от короля, пана своего, все отпасть не можем, только ему, как дедичному государю, и можем служить. А если воспротивимся ему, то смотрите, чтобы не утерять нам нашей столицы запорожской, где предки наши добывали славу, ибо крымский хан не спит и имеет намерение напасть на нас… Если же не захочете вы, братия моя, слушать нашего здравого совета, то вольно вам, только б после того не жалели бы; не думайте, чтоб я тем славы себе искал и желал бы долгого гетманства, я желаю только согласия между ними и войском его королевской милости запорожским. А когда Бог даст общую згоду, то того же дня сложу с себя пред вами, добрыми молодцами, гетманское звание, для меня вовсе нежелательное, и вы, добрые молодцы, кого захотите, того и выберете»[486].

Отправляя письмо к кошевому атаману Ивану Серко и всему низовому запорожскому войску, Павел Тетеря вместе с этим дал для лучшей памяти своим посланцам пять следующих «информаций». Вот как повествуют о них все те же «Акты Южной и Западной России». Во-первых, посланцы прежде всего должны отдать поклон и объявить братское желательство пану атаману кошевому и всему находящемуся при Коше старшему и меньшему товариществу от имени гетмана Павла Тетери и короля Яна-Казимира. Во-вторых, посланцы должны объявить, что король идет на Украину не с войной, а с милостью, что после взятия им весной Воронкова все ему сдаются, почему он надеется видеть склонною к себе и всю Полтавщину, и что только с упрямыми он будет воевать и не отступит до тех пор, пока не покорит всей земли. В-третьих, посланцы не должны забыть сказать, что хотя, с одной стороны, есть много добрых молодцов, которые долго не рассчитывают оставаться под Москвой, с другой – много и таких, которые не думают никогда быть под королем, однако нужно спросить их, как москаль может владеть Запорожьем, когда он шлет к королю посла за послом, без зазрения прося у него мира? И теперь пришел какой-то Поликарпович: просит короля уступить царю Смоленск и предлагает ему за то от 4–6 миллионов, лишь бы только добиться мира и не иметь стыда от своего народа. Конечно, московский царь давно бы имел работу с коронными и татарскими войсками, давно бы и в Москве увидел гостей, но он заслоняет хребет свой нашими же бедными заднепрянами, а заднепряне и понять не могут, что своим лихом царское лихо избывают. В-четвертых, также объявить, именем гетмана и короля, что когда король примет всех находящихся от старшого до меньшего товарищества на Коше, то он обнадежит своей милостью не искать ни на ком отмщения. Особо король обнадеживают пана атамана кошевого Ивана Серко, что хотя коронное и татарское войско вместе с гетманом Павлом Тетерей и наступит на Украину, то все-таки для кошевого найдется удобный способ проводить его без всякого убытка из Полтавы, о чем пану кошевому нет надобности и печалиться. А если бы король и гетман пошли войной и Полтава не захотела бы добровольно поклониться королю, то и тогда гетман с королем обнадеживает, что оттуда будет выведена жена пана Ивана Серко. Но более всего нужно хлопотать о том, чтобы из Запорожья вывели тех непотребных людей, которых прежде там не бывало и через которых вольность и слава войска запорожского убывает и умаляется. В-пятых, посланные должны поставить на вид всем, как старшим, так и меньшим товарищам, то, что теперь, не ездя в Варшаву, можно добиться у короля того, чего желает получить запорожское войско, потому что король, сам как гость пришедши на Украину, исполнит все просимое, лишь бы только войско поскорее совокупилось и пришло бы к давнему братству. И если войско утеряет золотое время, то уже не скоро дождется такого и потом немало будет сожалеть о том. За всем этим просить войско дать скорейший ответ гетману Тетере, и будет ли то приятно пану кошевому атаману и всему при Коше товариществу, или же будет неприятно добрым молодцам, просить отпустить по воле посланцев гетмана, потому что послов у разумных людей не секут и не рубят, так как посол подобен мешку: что в него положат, то он и несет, а более всего надо помнить о том, что когда бы то ни было, но обеим сторонам нужно видеться друг с другом[487].