Все рассмеялись. Выпили по одной, но больше не стали. Просто не хотелось.

— Ну вот, — Юрий налил себе вторую чашку, — за победу выпили.

— За какую победу? — Ельцов-старший принялся набивать трубку ароматным табаком. — Чья это победа? Наша? Ну, наказали мы исполнителей, тех, кто организовал сцену в шашлычной, тех, кто допрашивал Юру, тех, кто дело в суд передавал. Но они шестерки. Обычные камерные шныри, верно служившие своему пахану Болдыреву. Мы пока не победили, мы их гнездо змеиное растревожили, теперь надо ждать оборотку. А они многое могут.

— Но разве нам не помогут ребята из КГБ? — Анохин плеснул себе еще полрюмки коньяка.

— Ребята из КГБ… — Ельцов-старший раскурил трубку. — Ребята из КГБ. Среди нас нашелся стукач, который сдал всю операцию. Возьми мы их сами, я бы выколотил все, что нам надо. Не вышло.

— Может, кто-нибудь из оперов? — спросил Анохин.

— Нет. Каждый из них знал только то, что ему положено. Помнишь, ты, Юрик, говорил мне, что Сергей Сергеевич предупредил, чтобы ты опасался новых людей? А новой знакомой была только твоя Наташа.

— Постой, постой, — вдруг вспомнил Анохин, — мы пошли разговаривать на террасу, и она, я заметил, двинулась в нашу сторону.

— А потом исчезла. Сразу же, — вспомнил Ельцов.

— Я тебе не хотел говорить, расстраивать не хотел, но Женька позвонила ее родителям. Она к ним не приходила.

— Значит, она как-то подслушала ваш разговор и двинула в Москву, чтобы сообщить хозяевам. А скажи-ка, Игорек, — Ельцов-старший удобнее устроил трубку в углу рта, — как она к вам попала?

— Женька, Юрка и я были в кабаке, там она Юрку углядела, он ей понравился, и она попросила Женьку их познакомить.

— А вы ее в кабаке видели? С кем она сидела?

— Нет, не видели, просто подошла.

— Классный подвод. Ты с ней все лето развлекался, племяш?

— Вроде того.

— Но, видимо, расколоть тебя ей не удавалось. И она ждала и дождалась.

— Сука! — зло выпалил Игорь.

— Не надо так, агент — очень важное звено в нашей работе. Ты даже представить не можешь, насколько важное. У них тяжелая и неблагодарная работа, они не щадят даже тех, к кому относятся с симпатией. Хороший агент идет к цели, переступая через чувства и привязанности. Забудьте этот разговор. Агента надо охранять. Это самое слабое звено в цепочке сыска. Тем более ничего плохого она нам не сделала.

Подумаем, как будем жить дальше. Юра, твой главный враг, который «ставил» дело, — Ястреб. Его надо искать. А теперь спать. Все-таки мы им задницу надрали.

* * *

Федорчук, водрузив очки на бугристый нос, читал рапорт Михеева.

— Молодцы, молодцы, и милицию привлекли аккуратно. Не зря я тебя, Борис Николаевич, материл. Ты тогда обиделся, а зря. Крепкое слово помогает в работе.

Председатель встал. Михеев немедленно вскочил.

— Сиди, сиди. Молодец. А как это полковник отставной туда попал?

— Когда эти жулики начали крутиться вокруг художника, он обратился к своему другу, с которым воевал.

— Фронтовик, — перебил Михеева Федорчук, — это хорошо. Давай дальше.

— Полковник милиции в отставке Игорь Дмитриевич Ельцов раньше был начальником МУРа…

— Фигура, мать твою.

— Он скрытно изучил мнимых покупателей и сказал, что это известные жулики.

— Хоть и мильтон, а чекист.

— Тогда Ельцов обратился к начальнику ОУР Фрунзенского РУВД полковнику Звереву, своему ученику. Офицеру достойному, афганцу. Зверев связался с нами, но и мы, как видите, давно вели агентурную разработку этой преступной группы, поэтому решили брать их совместно с сотрудниками уголовного розыска.

— Правильное решение. Наши органы всегда должны опираться на своих помощников. Операция прошла хорошо, давайте посоветуемся, как отметить участников.

* * *

Болдырев в камере словно растекся. И хотя на нем был еще китель без погон и лавровых веточек, в нем вряд ли бы узнали того элегантного генерала, который по-хозяйски ходил по коридорам МВД.

Он мучительно думал, но никак не мог понять, кто же сдал его чекистам и почему сановные шефы немедленно не прибежали освобождать.

Дежурный контролер открыл дверь и скомандовал:

— Болдырев, к следователю. Руки назад.

Так он и зашагал в остатках генеральской формы мимо дверей с волчками по лестничным переходам. Открывались и закрывались за его спиной двери, прапорщик-контролер командовал, куда ему идти, где стоять, повернувшись лицом к стене, и именно этот проход, а не арест и тишина камеры лишал его последних сил к сопротивлению.

Вошли в следственное управление, поднялись на второй этаж.

— Лицом к стене! — скомандовал прапорщик и постучал в дверь. — Товарищ полковник, арестованный Болдырев доставлен.

— Заводи.

Болдырев вошел в знакомый кабинет, за столом следователя сидел генерал-майор, а полковник примостился на стуле в углу.

— Здравствуйте, Болдырев, — сказал генерал, — что-то вы плохо выглядите. Больны? Вас не кормят? Есть претензии к администрации СИЗО?

— Претензий нет, — ответил Болдырев, вернее, не он, а кто-то другой, в кителе со срезанными погонами.

— Прекрасно. Я — генерал Михеев, вы помните меня?

— Смутно.

— Я вас арестовывал.

— Не очень помню.

— Что с вами, Болдырев?

— Не знаю.

— Может, вас отправить на судмедэкспертизу? У нас есть специальные учреждения.

Об этих учреждениях Болдырев был достаточно наслышан. Он видел здоровенных мужиков, выходящих оттуда калеками, не людьми, а странными, ничего не понимающими растениями.

— Не надо отправлять меня в психушку, гражданин генерал, не надо. Из ваших дурок калеками уходят.

— Вот и вы — бывший генерал, а верите чуждой пропаганде. Так что будете говорить или лапшу нам на уши вешать будете?

— Гарантии?

— Жизнь, — усмехнулся Михеев, — конечно, не такая комфортная, как прежде, но все же жизнь. Минимальный срок, хорошие условия в спецколонии для сотрудников МВД и скорая актировка по болезни. Два года, меньше не могу.

Два года… Да это целая жизнь! Руки назад! Наручники. Конвой. Собаки. Шконки. Нары. Барак.

Все это пронеслось в воспаленном мозгу Болдырева. Но у него появилось ощущение, что этот генерал торгуется с ним. Нужна была передышка, минутная, чтобы собраться.

— Разрешите закурить?

— Прошу. — Михеев протянул пачку «Союз-Аполлон», щелкнул зажигалкой.