Робот оказался из «умных» — услышав крик, он тут же метнулся на пол, проскочил между кресел в дальний от мониторов угол, а когда люди кинулись к нему, шустро проскочил по стене к выходу и кинулся в коридор.

— Держи его!

Однако коридор уже был пуст.

— Куда он мог спрятаться, сэр? — Миллионер обнажил тесак.

— Все каюты заперты, грузовой трюм задраен «насмерть», моторная секция закрыта, — перечислил возможные пути отхода врага Рассольников. — Если он попытается туда войти, дверь хлопнет, услышим. Давайте так, сэр: вы идете вдоль правого борта, я вдоль левого. Увидите зверя — кричите. Он где-то здесь.

Напарники разошлись, стараясь ступать как можно тише. Платон выдвинул из трости клинок и занес его для удара, внимательно глядя по сторонам. Спрятаться в коридоре было некуда — стены гладкие, все технологические ниши закрыты декоративными панелями, двери задраены. Вот только в самом конце, перед поворотом в моторную секцию, лежала груда коробок и пакетов: трюм напарники полностью освободили для коллекции, разместили ее поперек линий ускорения и надежно закрепили, а припасы выволокли в коридор. Обоим не хотелось, чтобы привзлете или резком маневре по бесценным артефактам закувыркались какие-нибудь банки с консервами.

Вообще-то все снаряжение любого корабля должно находиться в складах камбуза, танках для кислорода, цистернах для воды — но эти емкости заполняются специальными механизмами на космодромах. Перелить кислород или воду вручную или расположить блоки продуктов в фиксированных нишах с одновременным программированием пищевого отсека в условиях необитаемой планеты — трудная задача, и на Глуши припасы пришлось сваливать беспорядочно.

Атлантида приблизился к груде коробок, заглянул в щель между ними и наружной стеной: нет, здесь ему не пролезть. Разве только механизм пробрался сверху и затаился позади…

— Нашел!!!

Платон кинулся на голос и увидел мечущегося по груде пакетов с кислородом робота и яростно размахивающего тесаком Вайта. Удар! Ремонтник подпрыгнул, клинок проскользнул мимо и врезался глубоко в мягкую белую груду. Атлантида почувствовал, как волосы на его голове зашевелились от смертного ужаса. Толстяк сбоку рубанул крабообразного по ногам — тот метнулся на стену, а нож легко взрезал три самых верхних пакета. Из них неторопливо потекла темная жидкость, над которой мгновенно закружились миниатюрные снежинки.

Платон прыгнул и в длинном выпаде задел-таки робота за лапу. Зверек сорвался со стены, упал на спину, и тут миллионер страшным ударом раскроил ему брюхо.

— Бежим! — Атлантида рванул к себе лежащие у самой стены пакеты, швырнул их за спину, схватил еще несколько, от которых уже исходил леденящий холод, отпрыгнул. — Скафандр, скафандр надевайте!

Археолог подхватил спасенные пакеты, потрусил к входному шлюзу, принялся торопливо одеваться. Из конца коридора растекалась искрящаяся лужа, стены снизу вверх быстро индевели, в воздухе порхали на глазах кристаллизующиеся снежинки.

— На улицу, уходим! Сунгари, входной люк не закрывать! Это приказ!

Напарники вывалились наружу, торопливо отбежали на сотню метров, после чего Рассольников кинул пакеты с кислородом на землю и уселся рядом.

— Может, вы все-таки объясните, что случилось? — тяжело дыша, поинтересовался Вайт.

— Вы молодец, сэр Теплер, — кивнул Платон, — сперва команду исполняете, потом спрашиваете. Если бы не расторопность, вы уже стали бы трупом.

— Так что случилось, сэр?

— А вы не заметили? Не меньше десятка пакетов с кислородом распороли, и он вытекать начал. Вы знаете, что такое кислородное опьянение? Беспричинная радость, восторг, хочется двигаться, плясать, орать, метаться из стороны в сторону. Потом — потеря сознания. К тому же жидкий кислород, испаряясь, поглощает окружающее тепло. Думаю, внутри корабля уже сейчас никак не меньше минус ста восьмидесяти градусов. Сколько секунд вы сможете прожить при такой температуре?

— Не может быть! — не поверил Вайт. — А почему тогда обычные пакеты теплые? Вон, у вас под ногами лежат.

— Они герметично упакованы. — Атлантида поднял пакет с жидким кислородом, поболтал в руках, прислушиваясь к плеску изнутри. — Повышенное давление, которое получается в результате испарения, не дает ему превратиться в газ. К тому же — объем. Кислород не может поглотить снаружи достаточно тепла, чтобы сразу перейти в новое состояние. Сосет тепло по чуть-чуть и по чуть-чуть испаряется. Как в наших с вами скафандрах: чтобы испариться полностью при температуре тела, ему нужно около суток. Этого как раз хватает человеку, чтобы спокойно дышать двадцать четыре часа. Кстати, давайте посчитаем: мне удалось ухватить девять пакетов. Получается, каждому по четверо суток жизни. И еще пакет запасной. Потом над ним будем думать.

— Вы полагаете, сэр Платон, нам придется сидеть здесь пять дней?

— Думаю, больше, сэр. Наш катер — очень массивная штука, к тому же покрытая сверху теплоизоляционными панелями. Внутри этого термоса сейчас минус сто восемьдесят два градуса. Единственное отверстие для обмена теплом с планетой — оставшийся открытым входной люк. И как по-вашему, сколько времени он будет согреваться?

— А если включить вентиляцию?

— Забудьте слово «включить» при температурах ниже ста, сэр Теплер. Практически все материалы при этом меняют свои свойства, становятся хрупкими, непрочными. Смазка замерзает, пластики твердеют. В таких условиях трудятся только специально сконструированные и изготовленные механизмы, а не те, что собирают для комнатной температуры.

— Что же тогда делать, сэр Платон?

— Ждать, — пожал плечами Атлантида. — Если Сунгари успел подать сигнал бедствия, дней через семь прилетят спасатели с Бурахани. Там ведь ближайший пост. Если кто-то патрулирует пространство ближе, здесь он может появиться раньше. В принципе корабль скоро покроется снаружи инеем. Его можно собирать и растапливать. Вот с едой хуже. Ну да девять дней можно потерпеть, а потом все равно кислород кончится.

— Почему девять? — насторожился толстяк.

— Извините, четыре, — поправился Платон. — Или пять. Вы знаете, сэр Теплер, вскрывая чужие могилы, поневоле начинаешь задумываться о смерти. Сама она, мне кажется, не страшна. Ведь это просто плата за право на жизнь. Жизни без смерти не существует. Больше всего пугает забвение. Уйдешь из этой жизни, и никто больше про тебя не вспомнит.

— Поставьте себе памятник, сэр, — посоветовал Вайт.

— Не надо об этом убожестве, — передернул плечами Рассольников. — Стоят грязные, пыльные, птицами загаженные. А кто это такие — все давно забыли.

— Ну, учредите стипендию своего имени, — предложил миллионер. — Тогда точно все будут вспоминать именно вас, а не таращиться на изваяние.

— Мне это не по карману, сэр, — отмахнулся Рассольников.

— Давайте я учрежу стипендию вашего имени.

— Вам-то зачем идти на такие расходы? — удивился Атлантида.