Немецкая авиация продолжала вести усиленную воздушную разведку в районе Главной базы Северного флота.

«С 4.50 по 19.30 авиация противника производила одиночные и групповые налеты на ГБ СФ и побережье Мотовского и Кольского заливов, п-овов Средний и Рыбачий. При этом были сброшены две бомбы в районе ГБ Полярное, две — в Мурманске и одна — в районе Ура губы, некоторые бомбы были замедленного действия. В 5.48 в проливе Перейма два самолета противника сбросили по нашему буксиру две бомбы, упавшие за его кормой…

Самолеты противника обстреливались зенитным пулеметным огнем и атакoвывaлись нашей истребительной авиацией… Командующий Северным флотом указал командирам частей, что в течение 22-23 июня ряд кораблей обстрелял свои самолеты. СКА „МО“ обстреляли свой „И-15“, преследовавший самолет противника, эсминцы „Куйбышев“ и „Урицкий“ обстреляли свой „СБ“ несмотря на оповещение. Командующий Северным флотом приказал действовать смело, решительно, без нервозности…» [224].

Приступили к активным боевым действиям и ВВС Северного флота. Так, 23 июня девять бомбардировщиков СБ из состава 72-го САП (смешанный авиаполк) совершили боевой вылет на разведку и бомбардировку аэродрома Хебуктен (рядом с норвежским городом Киркенес). Правда, аэродром они из-за низкой облачности не обнаружили. На следующий день бомбардировщики 72-го авиаполка аэродром Хебуктен нашли: судя по записям в ЖБД Северного флота, на аэродроме после бомбового удара «наблюдался пожар», а по данным радиоразведки флота, «в 18-53 радиостанция Киркенес оповестила свои самолеты о повреждении аэродрома». При возвращении с задания один СБ был сбит немецкими истребителями. Это была первая потеря в небе Заполярья.

В тот же день, 24 июня, была одержана и первая победа: старший лейтенант Б. Сафонов (будущий лучший ас Заполярного неба) на истребителе И-16 в 19.40 сбил немецкий «Юнкерс-88» из состава бомбардировочной группы люфтваффе KG-30. Не исключено, что был сбит и еще один бомбардировщик противника: лейтенант Рогожин на И-16 в районе острова Кильдин атаковал «юнкерс», который затем скрылся в облаках. В тот же день на аэродроме Хебуктен после выполнения боевого задания разбился Ju-88 (бортовой номер 2342, по принятой в люфтваффе количественной оценке — «поврежден на 65%») Возможно, неудачная посадка была вызвана повреждениями самолета после боя с советским истребителем [224, 226].

В оперативной сводке №06 штаба Северного фронта (не путать с флотом) от 10.00 25 июня события третьего дня войны в Заполярье описаны следующим образом: «В период с 12.30 24 июня противник совершил ряд налетов на Мурманск, Шангуй, Териверка, м. Мишуков группами от одного до пяти бомбардировщиков. Потерь и разрушений нет. Нашей ЗА (зенитная артиллерия) и авиацией Северного флота сбито три самолета…» [248].

Завершая короткий обзор событий первых дней войны на Северном фронте, вернемся теперь к главной теме, к событиям советско-финляндского противостояния. Строго говоря, «событий» (если понимать под этим словом активные боевые действия сторон) почти не было.

На сухопутном фронте их не было вовсе. Уже в первой по счету директиве Военного совета Северного фронта содержалось вполне конкретное указание: «Границу с Финляндией не переходить и не перелетать. Нарушителей уничтожать на своей территории» [227]. С другой стороны, начиная с 22 июня 1941 г. слово «противник» (неотъемлемо присутствующее практически в каждом приказе, оперативной сводке, донесении и т.д.) или по умолчании относится к соседу за советско-финской границей, или же прямо и ясно включает в себя и финскую армию. Например, в боевом приказе №01 штаба 23-й армии, подписанном в 16.30 23 июня 1941 г., читаем:

«1. Противник (финская и германская армии) группируются на территории Финляндии до одной пехотной дивизии на Петрозаводском и до семи пехотных дивизий на Выборгском направлениях.

2. 23-я армия имеет задачей, обороняя укрепления вдоль госграницы, Кексгольмский и Выборгский укрепрайоны, прочно удерживать их и не допустить вторжения противника на нашу территорию» [228].

Еще более удивительная фраза обнаруживается в журнале боевых действий 23-й армии. Теоретически этот документ должен был вестись непосредственно во время описываемых в нем событий. Практически же — и особенно в обстановке катастрофического разгрома первых недель войны — записи в ЖБД часто делались задним числом или даже людьми, не бывшими свидетелями и участниками описываемых боевых действий. Так, например, ЖБД Западного фронта с описанием событий первых дней войны подписан генерал-лейтенантом Маландиным, который первую неделю войны провел в Москве и лишь после разгрома фронта и ареста высшего комсостава приступил к исполнению обязанностей заместителя начштаба фактически заново созданного Западного фронта [229]. Судьба 23-й армии Северного фронта не была столь трагична, а в июне 41-го штаб армии действовал в обстановке всего лишь «приближенной к боевой». Поэтому достаточно трудно предположить — когда же была сделана запись, датированная 23 июня, которая гласит: «Нарушив мирный договор, войной против СССР выступила также и Финляндия» [230].

Это очень странная запись. Даже не вдаваясь в дискуссию о том, какая из сторон «пошла войной» на другую, нарушив при этом мирный договор, можно однозначно констатировать, что для 23 июня 1941 г. эта фраза сильно опережала реальные события. Оперативные сводки штаба 23-й армии, 10-го и 1-го мехкорпусов с монотонным постоянством сообщают о том, что «встреч с наземным и воздушным противником не было, потерь нет». Сообщение же о том, что «Рюти объявил Финляндию в состоянии войны с Советским Союзом», полетело из штаба в штаб ранним утром 27 июня, т.е. даже с фактическим опозданием на один день. Первая запись о реальных боевых действиях на фронте 23-й армии («в течение дня и ночи 29.6 противник группами от роты до батальона пытался проникнуть через госграницу») появилась еще через два дня [231].

Скорее всего, загадочная запись от 23 июня была сделана в ЖБД 23-й армии задним числом, но и в этом случае она достаточно наглядно свидетельствует об общем настрое командного состава Северного фронта: Финляндия безоговорочно считалась «противником», начало войны с которым есть лишь вопрос времени. Разумеется, подобные «настроения» возникли не только (и не столько) в Ленинграде, но и в Москве. И здесь мы должны согласиться с профессором В.Н. Барышниковым в том, что «в СССР безальтернативно отнесли Финляндию к одному из давних участников немецкой коалиции в войне против Советского Союза».

Один из немногих представителей высшего военно-политического руководства СССР, остановивший в своих мемуарах внимание на событиях начала 2-й советско-финской войны, бывший нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов неоднократно использует такие фразы:

«…Несмотря на мирный договор, заключенный с Финляндией в марте 1940 года, мы не обольщали себя надеждой, что правительство Рюти будет добрым соседом… Зная многочисленные факты, мы не сомневались: если Финляндия не вступила в войну против нас одновременно с Германией 22 июня, то только из тактических соображений…»

Практически те же мысли и настроения выразил в своих опубликованных в 1968 г. воспоминаниях бывший командующий Северным фронтом (Ленинградским ВО) М.М. Попов: «Трудно было найти причину того, что ни немцы, ни финны не начали сразу же наступление одновременно с развертыванием боевых действий на западных границах нашей страны» [194].