– Почему же ты сразу не позвонила мне, любимая?

– Слишком устала. И находилась в глубокой депрессии. Подумала, что мне станет легче после ночного сна, но выспаться не удалось. Понимаешь, дорогой, в этой квартире все напоминает о ней. О ее творчестве, ее жизнерадостности…

Ее голос сорвался. Дэвид ждал. Они прожили вместе пятнадцать лет, и он знал, что, когда Люси была по-настоящему расстроена, следовало выждать.

– Даже не представляю, что мы будем делать со всеми этими вещами. При одном только взгляде на книги мне делается тяжко. Их тысячи. И в шкафах, и по всему ее кабинету. А управляющий говорит, что еще тысячи хранятся в подвале.

– Нам не обязательно ничего решать прямо сейчас.

– Еще он сказал, что там стоит сундук, помеченный именем Алессандра. Если ты забыл, то это имя моей покойной мамы, хотя она всегда предпочитала, чтобы ее звали Сандра или Сэнди. Я даже не подозревала, что у Момо сохранились какие-то ее вещи.

– Хотя Четта и предпочитала все выплескивать через поэзию, она умела хранить секреты.

Словно не услышав, Люси продолжала тем же унылым, немного ворчливым, смертельно усталым тоном:

– Я уже обо всем договорилась, вот только, возможно, придется переназначить частную «скорую помощь», если ее решат выписать в воскресенье. Мне сказали, что такая вероятность существует. Слава Богу, у нее все в порядке с медицинской страховкой. Оказывается, она завела ее, когда еще преподавала в Тафте, представляешь? Она ведь своей поэзией и десяти центов не заработала. Кто в этой заблудшей стране потратит на книги хотя бы десять центов?

– Люси…

– У нее будет очень хорошее место в главном корпусе Ривингтона – небольшие апартаменты. В Интернете можно очень подробно ознакомиться с хосписом. Хотя, боюсь, ей доведется прожить там совсем недолго. Я подружилась со старшей медсестрой на ее этаже в больнице, и она говорит, что Момо уже в конце…

– Chia, я люблю тебя, дорогая моя.

И только это – старое прозвище, которое использовала Момо, – заставило Люси наконец прервать свой монолог.

– Люблю всем своим неитальянским сердцем и неитальянской душой.

– Я знаю и не устаю благодарить за это Господа. Пришлось нелегко, но все почти кончено. К понедельнику я вернусь.

– С нетерпением ждем тебя.

– Как ты там? Как Абра?

– У нас все отлично. – Пребывать в этом счастливом заблуждении Дэвиду оставалось еще секунд шестьдесят.

Он услышал, как Люси зевнула.

– Мне надо поспать пару часов. Думаю, теперь мне удастся заснуть.

– Непременно ложись. А мне пора будить Абру, чтобы не опоздала в школу.

Они попрощались, но когда Дэвид повесил трубку кухонного телефона, то увидел, что Абра уже встала. На ней все еще была пижама. Волосы взлохмачены, глаза покраснели, лицо бледнее обычного. К груди она прижимала Попрыгунчика, своего старого игрушечного кролика.

– Абба-Ду, солнышко, ты не заболела?

Да. Нет. Я не знаю. Но вот тебе точно станет плохо, когда ты услышишь то, что я собираюсь рассказать.

– Мне нужно поговорить с тобой, папочка. Я не хочу идти сегодня в школу. И завтра тоже. Может, еще некоторое время. – Немного поколебавшись, она добавила: – У меня возникли проблемы.

Первая мысль, которая пришла ему голову, была настолько ужасной, что он сразу же отмел ее, но недостаточно быстро, чтобы Абра не успела перехватить.

Она грустно улыбнулась:

– Нет, я не беременна.

Он замер на полпути к ней с отвисшей челюстью.

– Ты… Ты только что…

– Да, – кивнула Абра. – Я только что прочитала твои мысли. Хотя на моем месте любой догадался бы, о чем ты сразу подумал, папа. У тебя на лице все было написано. И мой дар называется сиянием, а не чтением мыслей. Я до сих пор сохранила способности, которые так вас пугали, когда я была маленькой. Не все, но большинство из них.

Он заговорил очень медленно:

– Я знаю, что ты и сейчас умеешь иногда предчувствовать события. Мы с мамой догадывались об этом.

– На самом деле все куда сложнее. У меня есть друг. Его зовут Дэн. Они с доктором Джоном ездили в Айову…

– С Джоном Долтоном?

– Да…

– Но кто такой Дэн? Маленький пациент Джона?

– Нет. Он взрослый. – Она взяла отца за руку и подвела к кухонному столу. Они оба сели, Абра – по-прежнему прижимая к себе Попрыгунчика. – Но в детстве он был таким же, как я.

– Абби, я пока ничего не понимаю.

– Есть очень плохие люди, папа. – Она знала, что сейчас не время объяснять, что это не простые люди или, вернее, и не люди вовсе, – для этого требовалась помощь Дэна и Джона. – И они хотят причинить мне зло.

– С какой стати кому-то понадобилось причинять тебе зло? Это какая-то бессмыслица. А что до тех штук, которые ты умела проделывать, то если бы ты по-прежнему была способна на это, мы бы зна…

Ящик стола, над которым висели кастрюли, выдвинулся, закрылся, снова выдвинулся. Она не могла больше подвешивать ложки к потолку, но и ящика оказалось достаточно.

– Как только поняла, что доставляю вам такое беспокойство и даже вызываю страх, я постаралась затаиться. Но больше хранить секреты нельзя. Дэн говорит, что пора вам во всем признаться.

Она прижалась лицом к потертой плюшевой шкурке Попрыгунчика и заплакала.

1

Джон включил мобильный телефон, как только в четверг после обеда они с Дэном оказались в зале прилета аэропорта Логан. Едва он успел заметить более дюжины пропущенных вызовов, как телефон зазвонил прямо у него в руке. Доктор посмотрел на экран.

– Стоун? – спросил Дэн.

– Учитывая количество прежних звонков с того же номера, почти не сомневаюсь, что это он.

– Не отвечай. Позвонишь ему сам, когда окажемся на северной магистрали, и скажешь, что мы будем в… – Дэн посмотрел на часы, которые так и не переводил с времени восточного побережья. – Примерно в шесть. А уже там расскажем ему все.

Джон неохотно убрал телефон в карман.

– Пока мы летели сюда, я только и думал, как бы мне не лишиться из-за этого лицензии на медицинскую практику.

А теперь молю Бога, чтобы копы не сцапали нас, как только мы припаркуемся у дома Дэйва Стоуна.

Дэн, который по пути домой несколько раз связывался с Аброй, помотал головой.

– Она убедила его подождать, но, как ты знаешь, сейчас в их семье много чего происходит, а потому мистер Стоун в данный момент совершенно сбит с толку.