Хоук – единственный сын Джульетты и Джекса, однако они на протяжении совместной жизни брали множество детей под временную опеку. Но сейчас у них нет новых воспитанников, чему, думаю, Хоук очень рад. Он – единственный ребенок в семье, которому редко удается насладиться этим фактом.

– Итак… – мой пульс учащается, – ты пишешь что-нибудь новенькое?

Меня тянет задать совсем другой вопрос, но я не уверена, что хочу узнать ответ. Поэтому начинаю издалека.

Если бы человек, отправивший книгу, хотел раскрыть свою личность, он бы указал обратный адрес.

И все же мне нужно узнать, кто за этим стоит.

Джульетта убирает остатки ужина в холодильник.

– Работаю над новой частью серии, – поясняет она. – Правда, времени катастрофически не хватает, а летом и подавно его не будет.

Жена моего брата пишет фэнтези-серию о подростках, живущих в постапокалиптическом обществе под властью древней военной диктатуры.

Вот только они с Джексом наконец-то открыли свой летний лагерь на озере Блэк-Хоук, поэтому даже на каникулах Джульетта будет занята, и на хобби времени у нее почти не останется.

Обводя пальцем текстуру дерева, из которого сделан обеденный стол, нерешительно спрашиваю:

– Ты когда-нибудь… – поднимаю глаза и смотрю на Джульетту, – писала романы или что-то вроде того?

Она останавливается и переводит взгляд на меня. Внезапно я чувствую себя неловко.

Но моя невестка качает головой.

– Нет, – тихо отвечает Джульетта, посмотрев в сторону. – Этот жанр никогда не вызывал у меня особого интереса. А почему ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами.

– Просто так.

И все равно груз разочарования ложится на плечи. Она единственный знакомый мне автор. Глубоко вздохнув, я встаю. К черту все. Сегодня состоится важное событие для Дилан.

Я дочитаю книгу, потому что не могу ее бросить, но сейчас пора повеселиться.

– Можно заглянуть в твой шкаф?

Джульетта посылает мне счастливый взгляд. У нее нет дочерей, поэтому я знаю, как она любит заниматься девчачьими делами со мной и с Дилан.

– Валяй. Мы уже практически одного размера, так что можешь позаимствовать какой-нибудь прикид. – Прошмыгнув мимо, она шепчет: – Который взбесит твоих братьев.

Засмеявшись, я подхватываю свою сумку.

Да, черт побери.

Джейс…

Поднявшись по лестнице, я услышал кашель отца, пронзивший тишину пентхауса. За окнами, заливаемыми дождем, возвышались нечеткие формы небоскребов Чикаго. Я прошел мимо стен, увешанных тщательно срежиссированными фотографиями, на которых были запечатлены важные моменты жизни нашей семьи. Родители решили остаться в своей городской квартире, поближе к докторам, когда мы узнали, что отец умирает.

Подумать только: курил я, а рак легких развился у него.

Я открыл дверь и вошел в его спальню.

Сиделка держала кружку, склонившись над кроватью, пока он с трудом пил, затем поставила ее на столик. Накрыв отца одеялом, она подошла ко мне с окровавленным маленьким полотенцем в руках и прошептала:

– Боюсь, ему недолго осталось.

Бросив взгляд в сторону кровати, я заметил, как он сжимает в немощных пальцах одеяло, его впалые щеки и потрескавшиеся губы, увядшее тело, такое слабое и худое. В своей белой пижаме отец напоминал скелет, на который набросили простынь.

Он всегда казался мне величественным. Мы не были близки, но в детстве я все равно считал его богом. А теперь посмотрите на него.

Папа вновь закашлял. Я кивнул сиделке, прошел мимо нее и обхватил рукой его корчившееся тело, пытаясь поддержать, в то время как он, согнувшись, давился кашлем.

– Давай помогу.

– Перестань! – рявкнул отец, отбиваясь от меня. – Не делай вид, словно не предпочел бы оказаться сейчас в любом другом месте.

Господи. Отпустив его, я выпрямился и провел пальцами по волосам. Тело отца тряслось из-за безуспешных попыток вдохнуть. Когда он опустил полотенце, которым прикрывал рот, на ткани осталась кровь. Занервничав, я стиснул челюсти. Это уже не мой отец.

Тяжело дыша, он упал обратно на подушку. Отвернувшись, я снял и бросил на стул свой пиджак, ослабил галстук, глубоко вздохнул и попытался посмотреть ему в лицо.

С тех пор как папа оказался прикован к кровати несколько недель назад, я практически не появлялся здесь. Болезнь быстро подкосила его. Ума не приложу, почему было настолько тяжело видеть отца в таком состоянии. В конце концов, я сомневался, что буду скучать по нему.

Или дело в моей неспособности проявить сочувствие? Я точно не знал, но определенно пребывал в замешательстве.

– Твоя мать ходит по магазинам, – произнес он с одышкой, посмотрев на меня. – Планирует путешествие в Италию, которое должно помочь ей справиться с моей смертью.

Отец хрипло, клокочуще засмеялся, и я увидел кровь на внутренней поверхности его губ.

Дориан Грей. Вот кого он мне напоминал. Всю жизнь я считал его молодым человеком, жившим на полную катушку. А сейчас груз последствий совершенных за всю жизнь поступков разом обрушился на отца, обнажив его истинную сущность: дряхлую, уродливую, тщедушную…

Он умирает страшной смертью, в полном одиночестве. Мать считает дни до его кончины, и я не могу винить ее.

– Я хотел большего, Джейсон. – Отец поднял глаза, полные отчаяния. – Думал, я стану более значимым. Друзья, вечеринки, деловые встречи, власть и деньги… Если тебе кажется, будто они чего-то стоят, взгляни на меня, – взмолился он, часто дыша. – Я умираю один. Жизнь продолжится своим чередом. Может, мое имя останется в памяти людей на какое-то время, однако я начинаю осознавать, как легко меня заменить. Обо мне уже практически забыли.

Нагнувшись, я поправил его одеяло.

– Это не так.

Он остановил меня, схватив за руку. Его холодные пальцы сжали мое запястье. Я уставился на наши руки: одинакового размера, с похожими ногтями, широкими костяшками пальцев…

– Ты меня любишь? – тихо спросил отец.

Подняв глаза, я словно увидел свое отражение лет через тридцать. Придется ли мне задавать Мэдоку такой же вопрос?

Не получив ответа, он отпустил мою руку и отвел взгляд.

– Никто не приходит. А если приходят, то лгут.

– Тебя это заботит?

Отец вновь посмотрел на меня с очевидной безысходностью и признался:

– Я не хочу умереть в одиночестве. Твоя мать не будет по мне горевать. А все остальные женщины, с которыми я ей изменял, не дали мне ничего значимого. Я погубил свой брак. Уничтожил свою семью.

На мои плечи рухнул десятитонный груз. Накрыв лицо ладонями, я ощутил, как его слова просочились в мозг.