Однако Вергилий, как полагал, например, Данте, мог служить и вполне надежным источником. Вот я и доверилась этому источнику, последовав в созданный поэтом бронзовый век. И Вергилий ни разу не позволил мне сбиться с пути.

Порой, правда, он ставил меня в тупик. Он-то хорошо знал Лаций (местность, расположенную к юго-западу от Рима), а я нет, к тому же его представления о географии были, мягко говоря, не совсем точны, или же он нарочно морочил голову своим читателям. Лавиниум, ныне Пратика ди Маре, действительно находился там, куда его поместил Вергилий; но сперва мне казалось, что я только зря трачу время, пытаясь определить, где же находились Лаврент или Альбунея со своей священной рощей и сернистыми источниками, которые не имеют никакого отношения к тем сернистым источникам, что бьют из земли близ Тибура, ныне Тиволи, хотя это место Гораций и другие авторы тоже называли Альбунеей. А уж местонахождение реки Нумикус определить оказалось и вовсе невозможно, как и нынешнее ее название. Но я, будучи писательницей, испытывала неловкость от того, что не знала, далеко ли идти пешком от Лаврента до устья Тибра и сколько времени потребуется, чтобы доехать на запряженной мулом повозке из Лавиниума в Альба Лонгу. Мой друг геомант[84]Джордж Херш, погрузившись в Интернет, отыскал-таки современную карту, которая была так нужна мне для определения местоположения городов и расстояний между ними: Lazio (Лаций) мы обнаружили на крупномасштабной карте в справочнике «Grande Carte Stradale d’Italia» («Большой справочник автомобильных дорог Италии»), и Альбунея Вергилия помещена там близ Кроче ди Сольферато, что вполне соответствует и местоположению Лаврента. Там же под названием Рио Торто я отыскала и ту реку, которая, должно быть, некогда именовалась Нумикусом… Больше всего меня трогает то, что все эти легендарные места я сумела найти в справочнике основных автомобильных дорог Италии, изданной Итальянским туристическим клубом. И в этом справочнике на карте Лация они представляются вполне реальными, как и в поэме Вергилия.

Несколько позднее столь же сильную радость доставила мне работа Берты Тилли «Открытие Лация, описанного Вергилием». В 30-е годы прошлого века Берта Тилли пешком обошла всю эту местность, вооруженная не только острым умом и зорким глазом, но и камерой «Брауни». К моему несказанному удовольствию, она не только внесла поправки в мой набросок географической карты Лация, но и, в общем, подтвердила его достоверность. Она показала мне фотографии пастушеских хижин, которые были построены именно так, как их строили на протяжении последних двадцати семи веков, а также объяснила, как изменилась береговая линия в устье Тибра. Она указала мне и то место, где, скорее всего, могли высадиться троянцы, когда поднялись вверх по течению этой великой реки меж ее лесистыми берегами, полными теней, шорохов и птичьего пения.

Моим основным желанием было следовать Вергилию, а не улучшать и не упрекать его. Но ведь даже сама Лавиния порой утверждала, что поэт ошибался – к примеру, насчет цвета ее волос. А уж я, писательница, да еще и довольно многословная к тому же, постаралась, разумеется, заполнить каждый свободный уголок в его чудесной истории, расширив некоторые понятия и по– своему их интерпретировав. Впрочем, многие подробности в его описаниях я решила оставить без внимания. Дворцы и тиары, немыслимые жертвоприношения-гекатомбы, величие и блеск двора Августа – все это я свела к более правдоподобной бедности. Склонность Гомера использовать в качестве действующих лиц склочных богов, которые управляют людьми и вечно вмешиваются в их жизнь, навязывая им выбор пути и даже различные чувства, мне, современной писательнице, абсолютно чужда и, по-моему, совершенно не годится для романа, так что греко-римские боги, также являющиеся неотъемлемыми и весьма важными персонажами поэмы Вергилия, в моей истории не участвуют.

Итак, освободив себя от необходимости использовать литературную машинерию греко-римского пантеона и прибегнув к поддержке некоторых весьма уважаемых ученых-религиеведов, я решила, что мои герои будут следовать самым обычным нормам домашней религиозной практики, ибо древние римляне действительно были народом глубоко религиозным. Описанным в романе способам почитания богов и высших сил природы во времена Вергилия было уже несколько веков, однако они еще долго продолжали оставаться такими же, особенно в сельской местности, и в Республике, и в Империи, пока увеличение количества импортированных богов, а также христианская нетерпимость эти верования полностью не подавили. «Язычник» – это, собственно, и есть тот, кто поклоняется тем, древним, богам; это слово чаще всего использовали христиане; но исходно «язычниками» (pagans) являлись просто жители сельских общин пагов, так сказать, деревенщина. Деревенские жители действительно дольше всего придерживались старых, местных, верований и обрядов, тесно связанных с землей. Арвальская песня, которую в моем романе поют во время обряда амбарвалии, является, вероятно, одним из самых первых образцов латинской поэзии, хотя записана она была только в 218 г. н.э. Впрочем, она и тогда уже считалась невероятно древней и, возможно, казалась ее тогдашним исполнителям не менее странной и чужой, чем нам теперешним.

Кто же были те люди, что населяли предгорья и долины Лация в VIII веке до н.э.? Кто они, эти латины, предки римлян? Сейчас, благодаря усилиям историков и археологов, о них появляется все больше различных сведений, но все же я рада, что поместила героев своей истории в ту полумифическую, неисторическую реальность, что так уверенно описана Вергилием, а не в туманную, полную терпеливых догадок и бесконечных предположений действительность, которую предлагают нам археологи. Что же касается историков, то это времена столь далекие, что приносят им одни огорчения. Не существует сколько-нибудь достоверных исторических сведений ни о латинах, ни даже о самом Риме; самые первые из них появляются на удивление поздно, лишь в середине второго столетия до н.э. Читать труды римского историка Ливия (жившего примерно в одно время с Вергилием) одно удовольствие, но то, с чем ему приходилось иметь дело, почти полностью принадлежит к области легенд, мифов, догадок, фольклорных представлений и противоречий; все это он легко дополняет списком основных праздников, именами консулов и кое-какими иными загадочными фрагментами истории; впрочем, у нас-то сведений об этом периоде куда меньше, чем у Ливия, хотя на открытия, сделанные нашими археологами, вполне можно положиться.

Сам Рим скорее всего действительно был латинским поселением, на какой-то период захваченным этрусками и находившимся под их сильным влиянием. Впрочем, никто с полной уверенностью не может сказать, кто они были такие, эти этруски, хоть они и оставили поистине бесценные предметы архитектуры и искусства везде, где некогда проживали; кроме того, мы сумели отчасти расшифровать их язык. В основном этруски жили к северу от Тибра, и их двенадцать городов-государств образовывали некое подобие союза; по всей видимости, они и в культурном, и в экономическом отношении были значительно более развиты, чем латины.