- Не очень-то мне хочется, чтобы такая хохотушка изображала наш штат; пусть лучше будет "богиней свободы", - предложила миссис Бербанк, чей патриотизм был скорее местным, чем общенациональным.

- А не подойдет ли для этого Ребекка Рэндл? И что, если позволить ей прочитать какие-нибудь из ее стихов? - вмешалась жена нового священника, которая, будь на то ее воля, отдала бы Ребекке все сколько-нибудь заметные роли, начиная с "дяди Сэма".

Так, рассмотрев и найдя не отвечающими предъявленным требованиям красоту, моду и богатство, комитет обсудил претензии "таланта", и в результате произошло то, что преисполненной благоговейных чувств Ребекке достался самый лакомый кусочек делимого "пирога". Эта награда стала признанием ее дарований, так что не было зависти со стороны других девочек; они с готовностью признали, что она обладает качествами, делающими ее особенно подходящей для этой роли.

Ее жизнь никогда не была гладкой и до краев полной удовольствий, и потому она испытывала нечто вроде недоверия к радости, когда та была еще в зародыше. Нет, она не смела предаться этой радости, пока не увидит ее в полном блеске расцвета.

Она не читала других стихов, кроме Байрона, Филисии Химанс[70], отрывков из "Потерянного рая" и отдельных стихотворений, содержавшихся в школьных хрестоматиях, но всей душой согласилась бы с поэтом, сказавшим:

Восторг не назначает людям встреч,

Мечтами их готов он пренебречь,

Но на дорогах жизни в час иной

Обнимет вдруг с улыбкой, как родной.

И в остававшиеся до праздника дни она, перед тем как лечь в постель, читала молитву, а затем говорила себе:

- Неужели они выбрали меня, чтобы изображать штат Мэн? Этого просто не может быть! Для этого нужно быть очень хорошим, таким хорошим, что таких, наверное, даже нет. Но я постараюсь быть очень хорошей, такой хорошей, как только смогу. Ехать в Уэйрхемскую семинарию на следующей неделе, да еще и изображать на празднике штат Мэн! О, я должна усердно молиться Богу, чтобы он помог мне остаться скромной и смиренной!

Подъем флага был назначен на вторник, а в воскресенье накануне этого события детям в Риверборо стало известно, что Клара-Белла Симпсон возвращается из Акревиля и будет жить у миссис Фогг и нянчить ее малыша, которого соседские мальчишки прозвали, по причине его великолепных голосовых данных, Горном Фоггов.

Клара-Белла прежде также была в числе учениц мисс Дирборн, и, если бы ее оставили совсем без праздника, она оказалась бы единственной из всех девочек подходящего возраста, которую ущемили таким образом. И потому детским умам казалось очевидным, что ни она, ни ее потомки никогда не оправятся от подобного удара. Но, учитывая все обстоятельства, позволят ли ей присоединиться к процессии? Даже оптимистично настроенная Ребекка боялась, что нет, и комитет по организации торжеств подтвердил ее опасения, заявив, что дочь Эбнера Симпсона не сможет принять сколько-нибудь заметного участия в церемонии, но выразил при этом надежду, что миссис Фогг позволит ей быть в числе зрителей.

Когда Эбнер Симпсон под давлением властей поселка перевез свою жену и семерых детей из Риверборо в Акревиль, расположенный в соседнем графстве, но неподалеку от границы с графством Йорк, Риверборо отправился спать, впервые оставив незапертыми двери своих скотных дворов и сараев, и издал глубокий вздох облегчения и благодарности Провидению.

Обладая немалым обаянием и обходительностью, мистер Симпсон вместе с тем был лишен того инстинктивного понимания прав собственности, которое делает человека добропорядочным гражданином.

Судья Бин был ближайшим соседом Симпсонов, когда они жили в Риверборо, и у него зародилась свежая идея: платить Эбнеру пять долларов в год, чтобы тот не крал у него, - способ, применявшийся иногда в далеком прошлом шотландскими землевладельцами.

Сделка была заключена, и в течение двенадцати месяцев ее условия выполнялись невероятно строго, но второго января мистер Симпсон формально объявил о расторжении контракта.

- Я не понимал, господин судья, что делаю, когда соглашался на это, - уверял он. - Во-первых, это пятно на моей репутации и оскорбление моего чувства собственного достоинства. Во-вторых, для меня это постоянное нервное напряжение, а в-третьих, пять долларов не возмещают мне убытков!

Судья Бин был так поражен необычностью и убедительностью этих аргументов, что едва мог сдержать свое восхищение, и впоследствии признался сам себе, что если симпсоновский склад ума невозможно изменить, то этот человек, вероятно, является более подходящим объектом наблюдения для медицинской науки, чем для тюрьмы штата.

Эбнер был весьма необычным вором и осуществлял свои операции с тактом и соседской предупредительностью, не слишком обычными для его профессии. Так, он никогда не крал косу у человека в пору сенокоса или меховую полость из его повозки в самое холодное зимнее время. Вскрывать замки отмычкой - это его не привлекало; "взломщиком" он не был, как он, вероятно, заявил бы, с презрением выделив это слово. Чужая лошадь вместе с повозкой, привязанная к придорожному столбу, - вот самая крупная из совершенных им краж; обычно это были мелкие вещи - топор, оставленный на колоде, жестяные миски, вынесенные на заднее крыльцо сушиться, отдельные предметы одежды, разложенные на траве в солнечный день для отбеливания, мотыга, грабли, лопата или мешок ранней картошки - все это было для него большим искушением. И привлекали его эти вещи не столько своей действительной ценностью, сколько тем, что замечательно годились для обмена. Приятной частью процедуры был именно обмен, а кража - лишь подготовительным этапом, прискорбной необходимостью; так что если бы Эбнер был человеком достаточно зажиточным, чтобы иметь возможность вести свои торговые операции независимо, то, вполне возможно, он не стал бы с такой непринужденностью пользоваться добром своих соседей.

Риверборо сожалел об отъезде миссис Симпсон, которая так помогала в мытье полов, уборке и стирке и, как считалось, оказывала некоторое положительное влияние на своего супруга-грабителя. Была известна история, относившаяся к первым годам их супружеской жизни, когда они имели ферму, - история следующего содержания. Миссис Симпсон неизменно восседала на каждом возу сена, который ее муж вез в Милтаун. Ее намерением было помочь супругу остаться трезвым в течение всего дня. Говорили, что, свернув с проселочной дороги и приближаясь к городу, мистер Симпсон обычно прятал свою покорную жену в сене. Затем он въезжал на весы и, после того как скупщик отмечал вес сена в своей книге, ставил лошадей в конюшню, чтобы их напоили и накормили, а когда появлялась удобная возможность, помогал супруге, измученной жарой и духотой, выбраться из яслей и галантно стряхивал с нее соломинки. На этом основании утверждали, что Эбнер Симпсон продавал свою жену всякий раз, когда ездил в Милтаун, хотя это никогда не было полностью доказано, и, во всяком случае, это было единственное, к тому же лишь предполагаемое, пятно на личной репутации кроткой миссис Симпсон.