Я отрываюсь от работы и замечаю, что Кейт смотрит на меня с противоположного конца кухонного стола. Она улыбается. Ее улыбка означает, что любая написанная мной строчка, любое мое слово, любая моя мысль или улыбка не вызывает у нее ни малейшего доверия. Она не верит ни одному моему слову, ни одной букве.

Моя же ответная улыбка означает, что я и сам ничему этому не верю.

Мы постепенно приходим в норму.

Вообще-то в данный момент я думаю, что когда-нибудь обязательно напишу книгу о нормализме. На мой взгляд, это довольно актуальная теория, тем более что моя затея с номинализмом не удалась; мой творческий отпуск давно закончился, а я так и не прибавил к своему труду ни строчки. Я пытался рассказать о своих новых идеях Лоре, тем более что именно она придумала этот термин — «нормализм», но она лишь сказала мне: «Ты опять становишься Ирвингом». Мне потребовалось несколько секунд, чтобы перевести ее комментарий на более понятный язык, и я не смог удержаться от того, чтобы ее не поправить: «Ты хотела сказать — Эрвином». Это ее развеселило. «Каждый раз, когда ты так рассуждаешь, — заметила она, — у тебя на лице одно и то же забавное и важное выражение».

Как только ее отец узнал, что она в больнице и больше не вернется в Апвуд, он тут же приехал, и ее личный кредит был восстановлен. Она отправилась набираться сил в чье-то поместье в Вест-Индии и познакомилась там с Роландом Кофосом, влиятельным лондонским финансистом. У них начался тайный роман, все шло тихо и мирно, пока жена Кофоса не донесла на него в отдел по борьбе с мошенничеством в особо крупных размерах и его при драматических обстоятельствах не поместили в камеру предварительного заключения. Поэтому я стараюсь Лору поддержать. Это означает, что мы иногда обедаем вместе, когда ей нечем себя занять. Боюсь, что за обед платит отсутствующий Кофос, или же ее по-прежнему кредитует отец. Мы с ней друзья, как она и хотела. Каждый раз, когда я с улыбкой смотрю на нее, я вспоминаю, что вместо нее мог бы сейчас смотреть на картину. Каждый раз, когда она улыбается мне в ответ, она вспоминает, что я мог бы променять ее на семизначное число на своем банковском счете. Она жалеет меня. Она давно уже простила мне мою нерешительность, когда я в состоянии шока пытался выбрать, кого сначала спасать из горящей машины. Я же не уверен, что сам простил себя за это.

Лора почти так же притягательна, как и прежде. Она немного прихрамывает, и каждый ее шаг отдается болью в моих собственных суставах, однако пластическая операция прошла успешно. И она до сих пор не курит, что можно считать самым позитивным итогом всего предприятия.

К сожалению, сбитую мной собаку пришлось усыпить. И это обстоятельство более других осложнило мои переговоры с Тони. Тот факт, что я похитил его машину, картину и жену, в списке жалоб, с которым он обратился в полицию, стоял после сбитой собаки. Сначала он хотел обвинить меня не только в ограблении, угоне автомобиля и совращении жены, но и в жестоком обращении с домашними животными. Однако знающие свое дело адвокаты Лоры тут же пригрозили выдвинуть против него обвинение в покушении на убийство, и в конечном итоге мы заключили мировое соглашение. Я управлял «лендровером» с его разрешения; он удовлетворился тем, что при нем остались две его голландские картины, которые мы в спешке бросили в моей машине, и согласился забыть о третьей, которая сгорела; о ружье и выстрелах вообще не было упомянуто. Сделка получилась не настолько выгодной, как я предполагал вначале, но все ведь могло закончиться гораздо хуже.

Мы так и не нашли пакета из супермаркета «Сейнсбери» и те три тысячи сто пятьдесят фунтов, которые в нем лежали. Возможно, их кто-то украл из моей брошенной машины. Или я захватил пакет с собой — то ли ради спокойствия, то ли надеясь заплатить Тони хоть какие-то деньги. Если это так, то я, судя по всему, выронил пакет где-то в кустах, или забыл его в доме, или взял пакет с собой в «лендровер», и деньги сгорели вместе с машиной, потому что с тех пор их никто не видел. Сумма, конечно, небольшая, но сегодня она бы мне не помешала. Кейт и Лора в один голос настаивают, что я им ничего не должен, но я с этим не согласен. Кейт получит свои шесть тысяч, а Лора — свои семь, даже если ради этого мне придется по ночам работать на бензоколонке. Мы ежемесячно выплачиваем банку кредит плюс проценты — прежде всего благодаря тому, что Кейт подрабатывает гидом, что, в свою очередь, замедляет ее работу над книгой.

Тони продолжает судиться с Лорой из-за развода и со своим братом — из-за всего остального. К счастью, теперь он может себе это позволить, хотя его фазаны погибают от самых разных причин, кроме огнестрельных ран. Дело в том, что удивительно проницательный и настойчивый мистер Куисс отвез двух оставшихся «голландцев» в «Кристи», и «Всадники» оказались подлинником Филипса Вауэрмана, ушедшим с молотка за сто шестьдесят две тысячи фунтов. «Конькобежцы» оказались работой Арта ван дер Нера. Лично я ни разу не слышал о таком художнике, но все остальные, наверное, о нем знают, потому что картина была куплена почти за полтора миллиона фунтов.

Что ж, надо ли говорить, что торговец произведениями искусства из меня получился никудышный?

Итак, год продолжил свое движение по кругу, и только один вопрос остался без ответа: чем же все-таки была моя сгоревшая находка?

Моя точка зрения менялась в зависимости от времени года. В начале лета я склонялся к тому, чтобы признать свою ошибку и согласиться, что все страдания и жертвы были напрасны. В конце лета я уже был в этом уверен и полагал, что, кроме «лендровера», мир не потерял ничего ценного.

Осенью, когда я вернулся к работе с летних пастбищ, мое отношение к вопросу изменилось. К середине зимы я уже точно знал, что последствия моих поступков будут мучить меня до конца моих дней и что мир навсегда утратил подлинный шедевр.

В сумрачные дни ранней весны мои чувства менялись с каждой сменой погоды. И я понял, что если бы мне вместе с миром пришлось жить в уверенности, что навеки утрачен настоящий шедевр живописи, это было бы еще полбеды. Хуже всего то, что нам придется жить в полной неопределенности, что меня будут одолевать неразрешимые сомнения, что я так и буду вечно метаться между светом и тьмой.

И теперь, когда за окном конец весны, когда зеленеют деревья и я собираю нарциссы для своей сдобной жены, когда мы с Тильдой танцуем вокруг сломанного стула, так и не дождавшегося костра, и когда начинается очередной год по старинному календарю, я спрашиваю себя, что еще я упустил с того памятного дня в начале прошлой весны. И что я упустил со дня своего рождения, коли на то пошло. Известно ли мне подлинное значение всего, что выпало совершить?

Колесо времени неумолимо вращается, и я возвращаюсь к тому, с чего начал. Я выполнил обещание и рассказал о своей находке миру. Заявил о своих претензиях на возможные слова благодарности, взял на себя всю вину и приготовился к заслуженному бесчестью. Я с полной откровенностью изложил все факты, которые имеют отношение к этому делу и могут помочь суду при вынесении приговора.

Я же теперь буду жить тихо и неприметно, потому что едва ли мне удастся совершить за оставшиеся годы что-либо достойное упоминания.