– Детка, – сказал он с усилием, – тебе не идет быть стервой. Чего ты хочешь? Чтобы я опять сказал, как ты нужна мне рядом?

Он шагнул вперед, склонился, чтобы поцеловать, – и я отвернула голову. Как же хорошо.

– Не смей, Люк.

Он дернулся, выругался, схватил меня за плечо, второй рукой двинул в сторону окна – раздался звон, полетели стекла, полилась кровь после второго или третьего удара, – а я стояла, смотрела в его искаженное лицо и с наслаждением вдыхала чистейшую, безумную и беспомощную его злость.

– Ты уедешь, когда я скажу, – прошипел он чуть позже, перехватывая меня окровавленной дрожащей рукой за подбородок. Мне страшно захотелось облизать его пальцы. – Сссразу же. Безссс споров.

– Да, Люк, – покорно и тихо сказала я. Тело, получившее дозу адреналина, сладко ныло. И я видела, как тяжело раздуваются ноздри моего мужа. Его потряхивало.

– Опусссти глаза, Марина. Я сейчас двинуссссь, видят боги. Дай мне уйти.

– Да, Люк.

Теперь я прекрасно знаю границу, до которой тебя можно доводить. И знаю, насколько нужна тебе – пусть и не было у меня цели это проверять. Эта нужда больше, чем страх за меня. И ты лучше причинишь боль себе, чем принудишь меня, – даже если я выворачиваю тебя наизнанку, чтобы ты сорвался.

Люк провел пальцем по моим губам, размазывая по ним кровь, – я не поднимала глаз, и слышала, как затруднено его дыхание, и видела, что по кисти текут на брачный браслет и светло-голубой хлопок рубашки красные струйки, а на сгибе указательного пальца поблескивает впившийся в кожу осколок стекла. Склонился – я замерла, – почти нежно коснулся моего лба губами и ушел, оставив мне свою куртку.

Я сняла испачканную кровью пижаму, умылась. Затем пришлось перетащить в гостиную на диван подушку и одеяло – там я и заснула, слушая, как поет в разбитых стеклах спальни ледяной ветер. Куртка лежала рядом, и в минуты, когда мне хотелось встать, накинуть на голое тело простыню и уйти к Люку, я сжимала ее и вдыхала его запах. И оставалась лежать.

Нельзя. Во мне еще было полно горечи и обиды, которые захлестывали меня каждый раз, когда он пытался сблизиться, и заставляли делать ему больно. Чтобы понял, каково было мне, чтобы навсегда запомнил, что для него есть только я. Но я не могла врать себе и прекрасно понимала, почему возвращаюсь в Вейн. Как и то, почему Люк не может меня отпустить.

Доверие. Его не купить камнями, золотом и обещаниями, как и не подтвердить ими любовь. Но сегодня Кембритч определенно сделал для моего доверия больше, чем за все прошлые дни.

На следующий день в газетах той части Туры, что не была захвачена иномирянами, появились небольшие заметки с известием о нашем камерном бракосочетании с пояснением, что пышные празднества сейчас неуместны, но волю покойного Инландера нужно исполнять. Как и следовало полагать, на фоне сводок с фронтов новость прошла незамеченной. Ради фотографирования мне все-таки пришлось надеть красное платье невесты дома Рудлог еще раз: никаких четырехметровых шлейфов, скромный наряд с длинной широкой юбкой в пол, кружевная фата с рубиновым обручем и золотое кольцо, подаренные сестрами в день моей настоящей свадьбы. И брачный браслет, конечно.

Люк, сдержанный и элегантный, позировал рядом. Мы не улыбались. Улыбки тоже были бы неуместны.

Сразу после фотографирования он уехал к фортам. А я осталась хозяйкой в замке Вейн – и теперь признанной герцогиней Дармоншир и женой Люка в глазах не только богов, но и остального мира.

11 февраля, Маль-Серена

Люк Дармоншир

На зеленый берег, покрытый садами – в них располагался широкий белоснежный дворец царицы Иппоталии, – приземлился огромный белый змей. Шкура его и перья в солнечном свете слегка отливали розовым. Он немного смущенно потоптался по песку, не решаясь двинуться ко дворцу через яблоневые сады, втянул ноздрями воздух и зажмурился от удовольствия: грудь его заходила ходуном, издавая низкое, басовитое ворчание, когти на лапах поджались, и чешуйчатый гость, разинув зубастый клюв в зевке, с удовольствием потянулся, шкрябая лапами по берегу.

Островной запах, хоть и появились в нем горькие нотки, как и прежде, кружил голову. И напоминал Люку о Марине, о неуступчивой и жестокой жене его, о вкусе ее губ и кожи. Змей несколько раз фыркнул, призывая себя к порядку, помотал головой. И, мирно свернувшись на берегу, принялся ждать, от скуки дергая возле морды хвостом и пытаясь поймать его клювом.

Шаги он услышал издалека. Сначала появились охранники, грозные женщины в форме, с оружием. Они, поблескивая щитами, распределились вокруг незваного гостя. Боевые маги – Люк видел их радужные ауры – двигали руками, кастуя что-то невидимое. А одна охранница, с серенитскими капитанскими знаками отличия, зычно крикнула:

– Кто бы ты ни был, если ты понимаешь меня, кивни!

Люк подумал и кивнул. Бока покалывало – похоже, маги дистанционно сканировали его, – и он мотнул головой, унимая зуд.

– Это он кивнул, или так совпало? – тихо спросила капитан у ближайшей волшебницы. Та пожала плечами.

– Проверить надо.

– Кто это вообще может быть? – раздраженно проворчала капитан. – Он же легко может дворец разрушить. Это вообще он или она?

– Это какой-то гигантский воздушный стихийный дух, – проговорила волшебница и добавила с сомнением: – Хотя стихийные духи бесполы, а этот точно самец.

Люк, обеспокоенный такой категоричностью, поспешно оглядел себя, но никаких вопиющих признаков мужского пола не заметил. То ли серенитка была экспертом по змеям, то ли обладала блестящей женской интуицией.

– Кивни еще раз, если понимаешь меня! – снова крикнула офицер. Люк ехидно фыркнул и опять кивнул. Капитан, видимо, оскорбленная иронией от мужчины, пусть и змея, бесстрашно встала прямо перед его мордой и сурово спросила: – Если ты разумен, отвечай: кто ты и что тебе нужно?

Правильно было бы обернуться, но тогда его точно выпроводят, а то и посадят в местные казематы за неправомочное проникновение во владения монарха другого государства. Люк, понятия не имеющий, способен ли он говорить в этом облике, искренне попытался ответить, что крайне сожалеет о нарушении покоя уважаемых охранников и великой царицы, и просит возможности с ней пообщаться, но из открывшейся пасти сквозь острые зубы-иглы вырвался лишь клекот пополам с шипением. К чести офицера, она не упала в обморок, только немного побледнела и отступила. Люк, извиняясь, шаркнул лапой по песку и изогнул хвост почти к затылку.

– Нападать собирается? – громким шепотом поинтересовалась одна из волшебниц. Змей недоуменно зашипел – солдаты защелкали затворами, в руках магов возникли свернутые в шары молнии. И кто знает, чем закончился бы этот межвидовой и межполовой контакт, не появись среди яблонь прекрасная и печальная царица Иппоталия.

– Моя госпожа! – тревожно вскрикнула офицер. – Не подходите, прошу! Мы не уверены, что он безопасен!