— Но ведь Собек-Защитник умирает, — напомнил великому казначею Гуа. — Мне даже запретили его навещать.

— Его выздоровление — государственная тайна.

Великому казначею Гуа рассказал все кратко и точно.

— Значит, Медес, использовав дар своей супруги подделывать чужой почерк, — заключил Сенанкх, — предпринял попытку опорочить меня, а Сехотепа и вовсе удалить от дел на законных основаниях! И еще строил планы полного уничтожения Дома царя!

— Он ведь еще и вор! — прибавил визирь. — А может быть, еще и союзник террористов. Теперь я попрошу вас обоих: вы, доктор Гуа, будете хранить абсолютное молчание. А ты, Сенанкх, немедленно подай в трибунал заявление со сведениями, полученными от доктора Гуа! Вот приказ на освобождение Сехотепа, на нем уже стоит моя печать визиря.

Собек-Защитник жалел лишь об одном: как мало он сумел получить сведений от Жергу! Ведь допроса по существу и не было, а свидетеля уже нет! Что ж, придется поработать над ремесленником, но у того все-таки сведения будут не такого широкого круга.

Собек-Защитник надеялся, что допрос Медеса даст ему больше. По крайней мере, относительно террористической сети в Мемфисе и связей с Абидосом.

Месяц хойяк, день десятый (29 октября)

Мемфис

Завтра, уже завтра Медес будет властвовать над Мемфисом…

Завтра все заговорщики бросятся на штурм царского дворца, управления визиря и главной казармы. Приказ для всех один: как можно больше жестокости! Пленников не брать, провести массовые казни, беспощадно убивать женщин и детей.

Лишенные своего начальства и централизованного управления, силы правопорядка быстро рассеются и окажут лишь самое незначительное сопротивление.

Отправляясь поздравить ливанца с победой, Медес задушит его своими собственными руками. В официальной версии будет сказано о том, что тучный ливанец не вынес радости победы, которую отпраздновал чересчур обильным пиром.

Уничтожив царицу, визиря, Сехотепа и Сенанкха, Медес возложит на себя царский сан и объявит себя фараоном. Он будет диктовать свои законы всему Египту, а Провозвестник будет огнем и мечом насаждать в нем новую веру.

Медесу нужно будет также избавиться от этого пьяницы Жергу. А потом от этой истерички — жены, которая после последнего визита к ним в дом доктора Гуа спит, не просыпаясь. Что ж, по крайней мере, в доме спокойно!

Какие-то странные звуки на миг потревожили мечтания Медеса: приглушенный вскрик, хлопнувшая дверь, быстрые шаги… Но вот снова тишина…

Медес позвал слугу.

Ответа не последовало…

Он высунулся из окна и поглядел в сад, к котором вокруг пруда росли сикоморы…

Стражники! Повсюду стражники! Одни засели с луками в саду, а другие уже бегут по его дому! Слуги убраны, и путь им свободен!

Что делать? Бежать… Но как? Один выход — залезть на крышу.

В панике Медес бросился к лестнице. Он задыхался, спотыкался, но все же забрался наверх.

С трудом удерживая равновесие на краю крыши, Медес замер, не решаясь прыгать на другую сторону улицы…

— Сдавайся, — приказал ему чей-то знакомый голос. — Тебе от нас не уйти.

Медес напрягся, вспоминая, где он слышал этот голос…

— Собек?! Разве ты не… умер?

— С тобой кончено, Медес! Ты проиграл! Теперь тебе не поможет даже Провозвестник!

— Я не виновен! Я не знаю никакого Провозвестника, я…

В ужасе Медес замолчал. Он увидел, как загорелась его ладонь…

Потеряв равновесие, он рухнул с крыши и повис на металлических штырях, вбитых в стену ограды дома.

— «Жадному не иметь гробницы», — объявил визирь, процитировав слова мудрого Птах-Хотепа.

Следствию несказанно повезло: Медес тщательно все записывал — старая привычка ростовщика. Теперь его же свитки будут свидетельствовать против него. Позже из них Собек-Защитник узнает, что Медес выстроил «Быстрый» по поддельным документам, что он подкупал таможенников, занимался нелегальным коммерческим бизнесом с ливанцем, размещал необъявленные товары под именем Прекрасного Путника, использовал государственные корабли для доставки сведений террористам и даже отдал приказ переодетому стражнику убить Икера… Список злодеяний Медеса оказался чрезвычайно длинным…

А в самом конце записей Медес сделал приписку, которая, без сомнения, имела отношение к самому худшему:

«Одиннадцатого числа месяца хойяк — завершающая операция».

Месяц хойяк, день одиннадцатый (30 октября)

Мемфис

Три удара были нанесены суровой рукой по террористическому подполью…

— Пошли, — сказал Курчавый своим людям.

Как и каждый начальник отряда, он получил от ливанца приказ выступить еще до рассвета. Хозяйка дома, их сообщница, только что подала сигнал.

В то же самое время в разных концах города из глубоких подземелий стали выходить наружу воины Провозвестника. Они пробирались к намеченной заранее цели.

Начиналось покорение Мемфиса.

Вот это будет настоящее побоище! По городу потекут целые реки крови!

Все это радовало и пьянило Курчавого, который так любил убивать!

Он поднял приставную лестницу и стал подниматься первым. Но не успела его голова показаться над землей, как могучий удар свалил его снова в дыру, и он, кувыркаясь, полетел вниз, больно ударившись спиной о стену.

— Рад был тебя повидать, приятель! — крикнул ему вслед генерал Несмонту.

— Как, это ты?

— Видно, хороший удар прочистил тебе зрение!

Наполовину оглушенный, Курчавый попытался спрятаться в подземных лабиринтах своего логова.

Но Несмонту, прыгнувший на него сверху, убил его двойным ударом своих кулаков.

Разделавшись с главным бандитом, Несмонту легко поднялся по лестнице и приказал своим солдатам:

— Пускайте дым! Раз уж этим крысам так нравится подземелье, то пусть они там и подохнут!

Сам же генерал быстрым шагом направился к другой стратегически важной точке.

Воодушевленные его неожиданным возвращением офицеры и простые воины четко выполняли команды. Ни у одной из террористических групп не осталось времени, чтобы совершить хоть одно злодеяние.

И одиннадцатого числа месяца хойяк в Мемфисе зло было сокрушено.

Ливанец запихивал в рот пирожное за пирожным. Он слишком волновался, чтобы не подбадривать себя сладким.

Начинало всходить солнце, но новостей по-прежнему не было!

Наверняка отрядам Провозвестника уже удалось сломить слабое сопротивление противника. Какие-нибудь идиоты еще, конечно, пытались разыгрывать из себя героев и задерживали падение города.