(А. Аврех)

Но тут началось что-то непонятное.

Для начала стоит сказать о положении Столыпина. Он на этом празднике жизни оказался, так сказать, вне игры. Настолько, что ему даже не предоставили коляску в императорском кортеже, он вынужден был ездить на наемном экипаже. Кроме того, Столыпину же не нашлось места и на пароходе, на котором Николай II отправился в Чернигов.

Такое положение, казалось бы, объясняется очень просто – это известный с древних времен типичный признак монаршей немилости. Тем более что о грядущей отставке Столыпина говорили все. Но. Подобная демонстрация отношения к своему сотруднику совершенно не характерна для Николая II. Император прославился как раз обратным. Перед отставкой какого-либо чиновника он говорил ему разные хорошие слова и вообще обращался исключительно милостиво. Одни такую особенность объясняют лицемерием Николая Александровича, другие – какой-то извращенной деликатностью… Но это и неважно. Главное – вот так откровенно демонстрировать свою немилость было совсем не в стиле императора. Может, шла какая-то политическая игра, смысла которой мы уже не узнаем?

Но вернемся к Богрову.

«31 августа Богров попросил Кулябко дать ему билет в Купеческий сад. При этом он сообщил, что “Николай Яковлевич” уже прибыл в Киев, причем не один, а с некой девицей по имени “Нина Александровна”. “Николай Яковлевич” предложил ему принять непосредственное участие в покушении, но он отказался. Из разговоров с “Николаем Яковлевичем” Богров понял, что дело серьезное, ибо тот потребовал сообщить приметы Столыпина и JI. А. Кассо. Поэтому ему необходимо быть в Купеческом саду, так как, возможно, за ним будет установлено перекрестное наблюдение сообщниками “Николая Яковлевича” и его отсутствие в саду приведет к провалу. Билет был выдан, однако Богрову не удалось близко подойти к Столыпину. Поздно ночью он сообщил Кулябко, что у “Николая Яковлевича” имеется два браунинга, а его свидание с “Ниной Александровной”, поселившейся на неизвестной Богрову квартире, должно состояться завтра между 12 и 1 часом дня. Поскольку террористы по-прежнему требуют от него выполнения поручения, ему необходим билет в городской театр на торжественный спектакль. “Николаю Яковлевичу”, чтобы отвести подозрение, он уже сказал, что билет достанет через знакомую кафешантанную певицу Регину. Кулябко согласился выдать билет».

(А. Аврех)

Все это время таинственный «Николай Яковлевич» со спутницей скрывались на квартире Богрова, которая располагалась в доме его отца.

«Решающие события 1 сентября развернулись следующим образом. В 6 часов утра Кулябко впервые доложил о готовящемся покушении киевскому генерал-губернатору Ф. Ф. Трепову. В 7 часов утра тот сообщил об этом Столыпину с просьбой не ходить по городу. В середине дня Богров сказал Кулябко, что свидание “Николая Яковлевича” и “Нины Александровны” перенесено на 8 часов вечера. Когда Богров явился в театр, Кулябко предложил ему вернуться на квартиру, чтобы убедиться, что “Николай Яковлевич” все еще там. Богров ушел и вернулся через несколько минут, сказав, что “Николай Яковлевич” ужинает, после чего занял свое место в 18–м ряду партера. Во время антракта Кулябко повторил приказание, и Богров снова повторил свой нехитрый маневр. Однако дежуривший у входа офицер отказался впустить его обратно в театр, поскольку билет уже был надорван. Только вмешательство Кулябко, проходившего в это время мимо, позволило Богрову снова оказаться в театре».

(А. Аврех)

В итоге после окончания второго акта спектакля Богров приблизился к Столыпину и всадил в него две пули. Одна попала в руку, другая в живот. Богрова чуть не убили прямо в зале, его с большим трудом удалось отбить.

Что же касается Столыпина, то ранение в живот оказалось роковым. При отсутствии антибиотиков такие раны не лечились. Через три дня он скончался.

Таковы факты. Но они выглядят так, будто написаны детективщиком-графоманом в состоянии жестокого похмелья.

Начнем с начала. Некий революционер, знакомый Богрову только по переписке, предлагает осуществить теракт. Конечно, анархисты были отмороженными ребятами, но тех, кто пренебрегал конспирацией, к тому времени уже повесили. Представьте ситуацию в переводе на сегодняшние реалии. Некий человек, связавшись со своим знакомым по анархистскому интернет-форуму, предлагает ему совершить убийство высокопоставленного лица. Вы можете поверить в серьезность таких намерений?

«Смешно становится только подумать, что таких “орлов” охраны, как Курлов, Спиридович, Кулябко, Веригин, можно было провести на такой очевидной наивности, как то, что этот злополучный “Николай Яковлевич” – надо бы думать, по серьезности затевавшегося предприятия опытный революционер – мог, познакомившись с политическими взглядами Богрова главным образом через письма, сразу же, с места в карьер, предложить такое дело, как участие в террористическом акте».

(А. Мушин)

Тем более что серьезные революционеры относились к анархистам очень настороженно. Среди сторонников безвластия было очень много болтунов, психов, наркоманов[77], алкоголиков и просто идиотов. Так что дела с ними предпочитали не иметь.

Далее. Богров убеждал сотрудников охранки, что «Николай Яковлевич» требовал от него приметы Столыпина. Это вообще полный бред. Никакой тайны они не составляли. Фотографии премьера печатались в газетах и журналах, к тому же тогда была широко распространена торговля фотокарточками любых сколько-нибудь известных людей. Это то же самое, что в 70–х годах XX века спрашивать приметы, допустим, А. Н. Косыгина[78]. Да его портреты продавались в любом крупном книжном магазине! Вот и тогда. Зачем террористу были нужны приметы Столыпина, если он мог зайти в любую книжную лавку и купить «карточку» Петра Аркадьевича?

С последующими событиями начинается полный цирк. Почему за Богровым не установили наблюдение? Напомним, дело-то было очень серьезное, террористы могли передумать и стрелять в императора – тем более что после дела Азефа агентам откровенно не доверяли. А уж Богрову доверять не было вообще никаких оснований. Ведь как агент он себя ничем не проявил. Фактически его держали на службе «на всякий случай».

Но сообщениям Богрова по непонятным причинам свято верили, не подвергая его слова сомнениям.

Почему-то сотрудники охранки не проверили дом Богрова, где, по его словам, остановился «Николай Александрович». Там имелись горничные, швейцар, которые видели всех входящих. Их можно было расспросить?

«Оказывается, там была прислуга, к которой один из филеров ходил в гости (выделено мной. – А. Щ.), и самое пребывание этого Николая можно было проверить 20 раз. И было бы обнаружено, что это была сплошная ложь со стороны Богрова».