Элизабет съежилась на полу возле стены, наблюдая за происходящим полными ужаса глазами. Всякий раз, когда шпага Мильбурна грозила прорвать защиту Алекса, она чувствовала, что жизнь готова была покинуть ее тело. Когда же Алекс отбивал атаку и сам наносил удар, на нее накатывалось облегчение. Так они кружили и кружили по комнате, нанося друг другу мелкие уколы в этой пляске смерти. По их лицам струился пот, оба дышали с трудом. В движениях уже не было той первоначальной ловкости, как будто их оружие становилось все тяжелее и тяжелее. Элизабет понимала, что теперь все решала выносливость. Она пыталась заглянуть в лицо Алекса, с болью замечая в нем признаки усталости, темные круги под глазами, жесткие складки вокруг рта. К ней незаметно подкрадывался страх.

И наконец это случилось. Мильбурн сделал выпад, целясь Алексу в горло, но Алекс парировал. Затем грубо и резко нанес противнику удар в сердце. Мильбурн упал мертвый. Алекс отбросил свою окровавленную шпагу и поднял на руки Элизабет.

Он держал ее крепко, а она шептала без перерыва:

— Любовь моя, любовь моя, любовь моя…

— Все в порядке, моя сладкая, все уже позади, — он целовал ее губы и теребил волосы своими сильными загорелыми руками. — Все уже хорошо, и никто на свете никогда не причинит тебе никакого вреда.

— Я думала… ведь предполагалось, что тебя должны…

— Я знаю. Но гренгеровский план провалился. — Он коротко рассмеялся. — Ты понимаешь, он не принял в расчет одну вещь: я тебя люблю, я тебе доверяю и ни на минуту не усомнился в тебе, моя сладкая. Таким образом, в его плане была ошибка — фатальная ошибка, непростительная для Гренгера.

— Ох, Алекс…

— Кроме тебя, теперь все остальное уже не имеет значения, Лиззи, — прошептал он, и его руки прижали ее еще крепче. Казалось, оба совершенно забыли о том, что их окружает; все сосредоточилось на них самих, на том, что они снова вместе.

— Мы должны пожениться как можно скорее, — сказал он нежно ей на ухо.

И тогда Элизабет вспомнила о ребенке, которого носила. Он же скоро должен стать отцом, а даже не знает об этом.

— В чем дело, любовь моя? — спросил Алекс весело с блестящими глазами.

Внезапно Элизабет почувствовала слабость и робость. Она посмотрела на свой живот, бессознательно опустив на него руку. Затем нежно улыбнулась, и Алекс в первый раз увидел незнакомое выражение ее лица.

— У нас будет ребенок, — прошептала она, не в силах скрыть счастья. — У нас скоро будет малыш, моя любовь.

Серые глаза Алекса расширились. Он быстро переводил взгляд с ее лица на все еще стройную фигуру. Его голос, когда Алекс заговорил, просто дрожал от радости.

— Ты уверена?

Элизабет счастливо кивнула:

— Да, мое счастье. Ты доволен этим?

Вместо ответа он снова взял Элизабет на руки, стиснул в объятиях, но вдруг вспомнил о ее положении. Его руки внезапно стали нежными, как будто она была сделана из стекла. Элизабет засмеялась и поцеловала его лохматые волосы, постоянно свисающие ему на глаза.

— Я вижу, ты доволен, — улыбнулась она. — Уверяю тебя, я чувствую от этого настоящее облегчение… — Ее глаза сияли, когда она продолжала, слегка поддразнивая: — В конце концов я не знала, чего можно от тебя ожидать. Эти безжалостные каперы так непредсказуемы, ты же знаешь.

— А общество испорченных великосветских потаскушек так скучно, — парировал он и снова обнял ее. — А теперь, Лиззи, думаю, самое время отправиться домой и уложить тебя в постель. С утра тебе предстоит заняться распоряжениями насчет подвенечных нарядов, а мне следует заняться другими приготовлениями. Бен Тукер и его Кэрри будут вовсе не единственной парой, которая счастливо сочетается браком в этом месяце. — Алекс понес ее на руках, и когда она начала противиться, говоря, что может идти сама, оборвал ее без стеснения:

— Помолчи, девочка. Ты сделаешь то, что тебе сказано. У тебя и так достаточно испытаний для одного вечера.

— Да, Алекс, — ответила Элизабет кротко, внутренне забавляясь его строгостью. Когда он нес ее по лестнице, она обняла его за шею и подумала: «Сегодня вечером пусть делает что хочет. У нас впереди целая жизнь, в которой мы еще успеем поспорить друг с другом». Она улыбалась счастливой улыбкой и с радостными мыслями прижималась к груди своего будущего мужа, пока он нес ее на руках в дождливую, ненастную ночь.

Из комнаты роженицы доносились болезненные крики, стоны, всхлипывания, низкие, придушенные рыдания. Александр Бурк смотрел на дверь, как будто стараясь прожечь ее глазами и увидеть то, что происходит внутри. Через минуту он повернулся и снова стал шагать взад-вперед по комнате. Его башмаки издавали при этом глухой барабанный стук по ковру.

Адам Уоррен медленно вошел в комнату, в его глазах светилась радость. Он предложил Алексу стакан бренди и смотрел, как тот жадно опустошает его — словно путник, заблудившийся в пустыне и добравшийся наконец до оазиса.

— Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, мой друг, — пытался ободрить его Адам. — Когда Сара появилась на свет, я едва не протер дыру в этом самом ковре.

Бурк усмехнулся. Он знал, что Адам говорит все это ради его же пользы, однако опыт любого другого мужчины ему теперь не годился. Ситуация была совершенно другой: в комнате находилась Лиззи, она давала жизнь их младенцу, и никакие слова не могли успокоить его. Хотелось только одного — чтобы проклятые роды наконец кончились и он увидел свою жену и ребенка. Алекс рычал и ворошил руками черные волосы. Только бы знать, что они живы и здоровы!

Адам потряс его за плечо.

— Она теперь в тяжких трудах, и это будет продолжаться еще несколько часов, — сказал он. — Скоро все свершится.

Бурк кивнул, затем снова обернулся к двери, ибо стоны оттуда возобновились с новой силой. Он слышал приглушенные взволнованные голоса — там были Дженни, Ханна и одна старушка, которая еще Алексу помогала явиться на свет. Но громче всего были вопли Элизабет. Алекс побледнел и, наверное, ворвался бы в комнату, если бы не Адам.

— Образумься, парень! — убеждал он его, с силой тряся за плечи. — Не вноси туда лишнюю сумятицу, как самый последний дурак! Скоро все кончится!

Алекс скривился. Адам, разумеется, прав! Кое-как он овладел собой и принялся шагать по комнате. Но как только суета и взволнованные разговоры там усиливались, повышалась и его нервозность. Казалось, прошло целое столетие, но наконец комнату пронзил крик, громкий и разъяренный. В целом мире не было подобного ему! Неистовый плач только что родившегося ребенка.

А потом дверь открылась и с порога ему улыбнулась Дженни, уставшая, но безмерно счастливая.

— Войди, — прошептала она, маня его рукой. — Только ненадолго. Ей надо поспать.

Алекс ринулся прямо к постели, где Элизабет изнуренно ему улыбалась. Лицо ее было раскрасневшимся и мокрым, фиолетовые глаза смотрели с гордостью, спутанные волосы копной лежали на подушке. Но ему показалось, что никогда раньше она не была столь прекрасной.