Она не ожидала его увидеть здесь и от неожиданности выронила из рук книгу, которую читала. Усевшись ровно в бархатном кресле, где она полулежала с обнаженными ногами, девушка резко одернула платье, подол которого немного задрался.

Кристиан остановился напротив и настойчивым пронзительным взглядом прошелся по ней. Слава удрученно окинула взором его широкоплечую статную фигуру в домашнем темно-фиолетовом камзоле без рукавов, кюлотах того же цвета и белоснежной рубашке, в неизменных коротких черных сапогах из мягкой кожи, которые он обычно носил дома.

— Сударыня, я вижу, что вы вполне здоровы, — произнес фон Ремберг напряженно, и на его губах появилась опасная ухмылка-лезвие.

Девушка выглядела вполне свежо и прелестно. Светлое домашнее платье оттеняло ее яркие янтарные глаза. Густая светлая коса, почти расплетенная, длинными локонами лежала на ее плечах и груди, красиво обрамляя тонкие черты лица. В этот миг без изысканной прически, с которой он видел ее на балу, и без строгой короны-косы она выглядела невозможно юно и озорно, невероятно тепло и мило. Ее распущенные густые волосы переливались янтарным светом в отблесках горящих свечей.

Молодой человек тут же напрягся, ибо осознал, что очарован ее милой притягательной внешностью. Весь этот долгий день он постоянно думал о ней и рисовал ее облик в своем воображении. Только эти думы, а более желание провести в ее обществе хотя бы несколько часов заставили фон Ремберга нынче подняться в ее спальню. Ощущая себя не в своей тарелке из-за того, что теперь ему пришлось показать свой интерес к ней, Кристиан нахмурился.

— Я весьма этому рад. Ведь более у вас не будет повода игнорировать мое общество за столом.

— Сударь, я действительно была нездорова, — пролепетала тихо Слава.

После ее лживых слов фон Ремберг напрягся всем телом и помрачнел. Кристиана раздражало то, с каким упорством она последние два дня избегала его компании. И будто искала предлог, чтобы только не находиться подле него. И это осознание раздражало его. Да, он всегда обходился без общества людей и тем более женщин. Но отчего-то сейчас именно эта девица до крайности была нужна ему, и все его существо просто требовало находиться как можно дольше в ее обществе. Кристиан ощутил тоску по тому времени прошлой осенью, когда она была влюблена и, словно кошка, ходила за ним попятам, пытаясь заслужить внимание. Но тогда ему это было не нужно. В настоящее время все изменилось, и эта девица, по мнению фон Ремберга, должна была скрашивать его мрачное существование и быть рядом, когда он этого хотел. И оттого все ее мнимые болезни вызывали в нем лишь недовольство.

Кристиан сделал два шага к девушке и, стремительно наклонившись к ней, как-то зловеще предостерег:

— Заканчивайте этот дешевый балаган, Светослава. Я желаю вас видеть рядом за столом, и так будет. Вы должны уяснить в своей голове, что мои просьбы и приказы не обсуждаются. Вам это ясно?

Он замер в опасной близости от ее румяного лица и стоял, склонившись. Чудные янтарные глаза девушки смотрели на него так открыто и без боязни, что молодой человек ощутил, как все его существо наполняется каким-то неведомым теплом и умиротворением. Всего лишь миг — и фон Ремберг почувствовал дикое неистовое желание поцеловать Славу. Все его существо напряглось до предела, а в его голове застучала яростная мысль о том, что он хочет получить от Славы один поцелуй, который совсем ничего не будет значить для него. Только один, и все.

Она тут же смутилась от его горящего фиолетового взора, который словно пытался подчинить ее себе. Но, стойко выдержав его, недовольно выдохнула и попыталась возразить:

— Сударь, вы невозможны и…

Вмиг опомнившись, фон Ремберг быстро выпрямился и прищурился, пытаясь скрыть волнение от ее близости.

— Довольно, — уже раздраженно велел Кристиан, окинув быстрым взглядом девушку, сидящую перед ним. — Раз вы не хотите спускаться вниз, тогда я буду ужинать здесь. Ибо уже распорядился подать еду сюда.

Кристиан проворно подошел к небольшому столику у окна, легко поднял его и переставил к креслу, в котором сидела девушка. Затем он взял стул и придвинул его к столу. Усевшись напротив изумленной жены, фон Ремберг как-то загадочно улыбнулся и проворковал:

— Вот видите, как все хорошо получилось.

В этот момент вошли двое слуг с подносами. Лакеи ловко выставили на стол всю посуду, закуски, вино, жаркое, хлеб и, поклонившись, вышли. Слава смотрела за всем этим действом и упорно молчала. Ей казалось, что теперь фон Ремберг не только указывал, что ей делать, но и все решал за нее.

— Немного вина? — спросил молодой человек, умело откупоривая бутылку.

— Я не пью вино, вы же знаете, — отрезала Слава, откладывая в сторону книгу.

— Тогда не буду настаивать.

Он взял графин с водой и разлил ее по бокалам. Затем, положив салфетку на колени, фон Ремберг открыл крышку большой фарфоровой супницы и устремил взор на девушку.

— Положить вам жаркого?

— Нет, благодарю, — холодно заметила она, взяв в руку хрустальный бокал с водой.

— Вы опять неголодны? — пытливо спросил Кристиан, поднимая брови, и начал накладывать в свою тарелку жаркое.

— Сударь, если уж вы ворвались в мою комнату и навязали мне свое общество… — начала она тихо.

— Как трагично это звучит, — подтрунил над ней фон Ремберг и улыбнулся ей, взяв в руку кусок ржаного хлеба. Слава мрачно смотрела на безмятежное поведение мужа. Он с аппетитом начал поглощать ароматное жаркое. — Не хмурьтесь, Слава, вам это не идет. Во-первых, я никуда не врывался. Ваша дверь была не запрета.

— Впредь я буду запирать ее, — отчеканила она, поджав губы.

— Попробуйте, — усмехнулся он, продолжая с аппетитом есть. Прожевав кусок мяса, он продолжал: — А, во-вторых, мое общество, как вы выразились, моя дорогая жена, вы должны терпеть, пока смерть не разлучит нас. Кажется, так пишут во всех французских романах?

Слава напряглась, как натянутая струна. Это было невыносимо.

— Простите, я перебил вас, Слава, вы что-то начинали говорить, — подсказал он, заканчивая с первой