Скорее бы приехала Ута, скорее бы все решилось!

Дружина Ингвара подошла к Киеву ночью.

Ее ждали раньше, да и сами путники надеялись добраться быстрее, но какая-то лошадь в обозе сломала ногу; пока перегружались, потом поднялась метель…

Мистина выслал навстречу человека с предупреждением, что можно ехать прямо на новый Ингваров двор – его наконец достроили. Ингвар обрадовался: у него было уже столько людей и добра, что располагаться со всем этим в княжеском гриде, как прежде, просто невозможно. Пришлось бы искать постой, распределять людей – кого туда, кого к Свенгельду…

Новый двор его стоял на верхнем уступе Подола.

Ингвар сам выбрал это место, и Олег одобрил. Старая знать была довольна, что беспокойный волховецкий княжич поселится подальше от них – вне града на Горе. К тому же все помнили, как впервые высаживался здесь же, тогда на еще почти пустом месте, Олег Вещий: пока подняли тревогу, пока туда добралась с Горы дружина князя Аскольда, было уже поздно.

Перед воротами горел большой костер, освещая подъезд.

Еще долго продолжалась суета: мельтешили люди, водили лошадей, разносили поклажу.

Женщин и детей сразу отвели в княжью избу: там было тепло, потому что челядь уже несколько дней топила печь.

Ута, сбросив верхний платок, села на голую лавку и огляделась.

Ну вот, она почти дома.

Не очень-то радовал пока этот дом: печь, очаг, стол, лавки, полати, посудные полки – вот и все. Ни покрывал, ни полавочников, никакой красоты. Новые бревна и белые полосы мха в щелях. Хорошо хоть, проконопатили на совесть.

И места много.

Посуды никакой не было; своя, из приданого, лежала в укладках, но их еще не сгрузили с саней и не внесли.

Дети так устали, что хотели только спать; Ута и Держана раздели их, уложили на свои же тюфяки, укрыли, и все пятеро тут же заснули.

Держана тоже улеглась, накрывшись шубой, а Ута еще подождала: то сидела, то выходила во двор, где еще суетились кмети и челядь.

Она в Киеве!

Но пока этот город, о котором ей много приходилось слышать, ничем себя не проявил. Новый, просторный, но необжитый дом был неуютнее, чем все те избы, где им приходилось ночевать по дороге.

И что дальше? Здесь ей и жить?

Разумеется, сегодня она сестру не увидит.

Кто же Эльгу пустит ночью на пристань? Надо ждать до завтра.

У молодой вдовы замирало сердце: найдет ли она в Эльге прежнюю любящую сестру, или и та переменилась, как вся ее жизнь?

Улеглись поздно, а наутро Ингвара разбудили еще в темноте.

– Там пришел к тебе самый главный жид хазарский! – сообщил Радята. – Гостята Когенович. Кланяется и просит допустить пред светлы очи. Прям ему невтерпеж. Мне кокурку дал.

– А ты ему сказал, куда пойти? – осведомился Ингвар, едва оторвав голову от свернутого плаща, служившего подушкой.

– Сказал. А он говорит, что совсем не про то дело, а вовсе про другое. И какие-то мешки привез. Полные сани.

– Княже! – раздался женский голос, и в грид заглянула челядинка. – Княгиня Ута спрашивает, можно принять припас, что жид привез? А то у нас на завтрак ничего нет, ни зернышка.

Ингвар шумно выдохнул, вылез из-под кожуха, которым укрывался, и стал впотьмах обуваться.

Во дворе Ута, закутанная в кожух и большой платок поверх убруса, беседовала с крупным осанистым мужчиной, обладателем реденькой, как у многих степняков, бородки и белой остроконечной шляпы с небольшими полями.

– Здесь горох, солод, просо, вяленая рыба, – показывал он на мешки в санях. – Сушеные грибы. Вон там – корчага масла, пусть твоя челядь берется за нее осторожнее… А, князь Ингорь! – завидев Ингвара, он поклонился. – Благодарю, что не погнушался выйти ко мне. Удели немного времени для беседы, прошу!

– Пойдем! – Ингвар махнул рукой в сторону избы.

Старик Гостята был не просто очень богат.

Отец его происходил из племени каваров, имевших наибольший вес в Хазарском каганате в прежние годы. В ходе борьбы за власть с подлинными хазарами они были изгнаны и осели в Киеве, который как раз в то время кагану подчиняться перестал. Гостята щедро помогал нуждающимся единоверцам и пользовался уважением. Едва ли он явился этим непроглядным зимним утром перед Колядой, чтобы снова жаловаться на погром трехмесячной давности.

В избе Гостята остановился на полпути от двери, Ингвар сел к столу. Нашел огрызок хлебной горбушки, стал рассеянно жевать. Да, припасы вышли, а людей кормить надо, со вчерашнего дня не евши никто…

Челядинка разводила огонь в очаге. Вошла Ута, за ней холоп нес мешок, другой – черный дружинный котел, помнящий сотни походных костров.

– Где здесь колодец? – спросила она у Ингвара.

– Пусть Радята с холопом сходит, он знает.

– Осмелюсь тебя спросить, – Гостята почтительно вытянул шею, – эта замечательная молодая женщина – тебе жена или сестра?

– Сестра? – Ингвар удивился. – Она мне свояченица… скоро будет.

– А! Прости. – Гостята снова поклонился. – Вы так схожи…

Ингвар озадаченно посмотрел на Уту и сообразил: да, можно так подумать. Они оба невысоки ростом, у обоих серые глаза и рыжеватые брови.

Хотя Ута казалась ему настолько тонкой, нежной и хрупкой, что смешно было равнять ее с собой.

– Так ты чего пришел? – Он вновь посмотрел на хазарина.

– Я пришел говорить о важном деле. О нет, вовсе не о том, что было осенью. Об этой неурядице мы давно позабыли. Мы твои друзья, князь Ингорь. Для нас очень важно, чтобы ты знал: мы, вся наша община – твои друзья. Я рад, что ты принял маленькое подношение в знак нашей дружбы. Конечно, это пустяки – немного муки, крупы и лука, и масла и рыбы… Мы ведь стремимся принадлежать к тем, кто дает, а не к тем, кто берет, дабы хлеб наш всегда был доступен каждому страннику и прохожему, а ты сейчас – еще почти странник, хотя дом твой рад приветствовать тебя под своей сенью…

Он слегка запутался и помолчал.

– Скажи, что тебе еще нужно, – гость оглядел голые стены, – или лучше пусть твоя сестра… свояченица скажет, чего бы ей хотелось для домашнего устройства, и все будет доставлено ей сегодня же и по самым умеренным ценам, будто моей собственной сестре! Любые припасы, какие можно достать в этой части света, утварь, посуда, ткани – все, что нужно для хорошего дома знатного человека! Впрочем, у тебя ведь скоро будет жена…

– Слушай, ты меня утомил! – Ингвар поморщился. – Я еще не жрамши. Чего ты хочешь?

– На наших уважаемых людей в городе клевещут. Распускают гнусные слухи… Будто бы это мы распускаем гнусные слухи. А мы этого не делали! Клянусь всемогущим богом, мы не те, кто клевещет, а те, кто предостерегает. Зачем мы будем клеветать на девушку, которую и не видели никогда? Откуда бы нам знать, кто что делал в такой дали от Киева? Разве мы выдаем себя за ясновидящих? Нет. Разве мы могли прочесть это в наших священных книгах? Тоже нет. Может, мы пили пиво с людьми Свенгельдова сына? Тоже нет! Значит, мы ничего не можем об этом знать. А раз мы ничего не знаем, зачем мы стали бы лгать? Нам и так хватает неприятностей. А ведь все, чего мы хотим, – это мир с киевскими жителями и дружба его владык. Совсем недавно мы понесли такой ущерб из-за разбойников, которые убили несчастного Леви бен Хануку и вынудили нас собрать шестьдесят ногат для уплаты его долга воеводе Свенгельду! Разве кто-то из нас хочет тоже оказаться в порубе с железом на ногах и на шее?