Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-
как быстро в этот раз пятна красные по телу пошли… К ночи уже вздуются гнойниками.
Черный мор.
Пошарив в суме, Ивор вытащил кувшинец с отваром, сбивающим жар. По очереди, поддерживая мужиков за головы, подносил к потрескавшимся губам глиняный сосуд да пускал с рук тоненькие ручейки Дара. Знал, что без толку, что не поможет им, но надеялся хотя бы облегчить страдания.
-
Что делать
-
то будем?
-
спросил Дабор.
И по голосу было понятно, что ответа он не ждал.
* * *
-
Девятисильника, почитай, совсем не осталось, чистотела тоже… мать
-
и
-
мачеха еще три дня назад закончилась…
-
знахарка Чубара едва шептала.
-
Липовый цвет, малина, спорыш, серпик
-
еще есть, но тоже
-
слезы…
Сама бабка уже отходила. По всему было видно
-
едва ли протянет до утра.
Насельник Цитадели, привалившись к чуть теплой печке, устало прикрыл глаза. Вчера отчитывал пятерых. Позавчера семерых. Нынче еще больше кончатся… Здоровых не осталось, и что делать
-
он не знал. Молиться Хранителям? Впусте. Глухи они к мольбам.
Только Ивора все не брала болезнь. Может, оттого, что Дар в нем теплился, а, может, просто… повезло. И он ходил от дома к дому, варил из остатков трав все новые и новые снадобья, не надеясь уже спасти, а просто из одного упрямства и совести…
-
Спи, мать, спи.
-
Колдун погладил морщинистую руку знахарки.
-
Отдыхай. Придумаю что
-
нибудь.
А в голове крутилось. Серпик, спорыш, липовый цвет… если добавить к ним кору дуба и обтирать больных… Всех и рук не хватит, но хоть детей! Вот только нет у Чубары коры.
Ивор, превозмогая себя, поднялся с лавки. Накинул плащ и вышел в промозглый вечер. Оказавшись на крыльце, мужчина жадно втянул влажный воздух. Рассудок мутился от усталости. Но надо, надо идти.
В темноте леса все безлистные деревья казались одинаковыми. Обережник как пес нюхал стволы, царапая их ножом. Ну вот, вроде дуб… Слава Хранителям, нашел! Огонек Дара едва теплился на кончиках пальцев. Думать о том, что этот огонек может погаснуть вовсе, было страшно.
Вернувшись в избу знахарки, колдун начал кое
-
как крошить кору ножом. Усталость отзывалась дрожью в коленях, и Ивор подумал, будто и сам поддался недугу. Даже промелькнуло в голове, мол, вот и все… и ни страха, ни тоски. Лишь облегчение.
Бросая в горшок травы и ссыпая измельченную кору, обережник с удивлением почувствовал, что указательный палец левой руки дергает и саднит. Пригляделся
-
порез. Сам себя полоснул и не заметил. Да и тело, видать, изнемогло так, что уже и на боль отзывалось неохотно.
Оставив отвар упревать, колдун повалился на лавку и заснул. Когда через оборот очнулся, настой уже истомился и был готов. А Чубара лежала мертвая.
…Через пару суток двое ребятишек, которых обережник пользовал примочками и питьем, пошли на поправку. А с ними и мать. Кожная ржа стала проходить, и хотя свищи еще гноились, было видно
-
малые подались в жилу. Недавние язвы медленно и неохотно, но затягивались тонкой розовой кожицей.
Прочих же смерть все косила… Колдун метался от избы к избе. Силы таяли. А он все не мог понять, отчего тот самый отвар, который помог детям, не давал облегчения остальным?
-
Да что ж такое
-
то?
-
кусая потрескавшиеся губы, думал Ивор, растирая ту же самую кору, содранную с того же дерева.
В этот миг затуманенный от усталости взгляд остановился на тонком поджившем уже порезе. И припомнилось, как из раны текла кровь и капала в горшок вместе с Силой, которую лил обережник. Тут же молнией пронзило
-
неужто?
А и хуже
-
то не будет!
На следующий день мальцы с матерью и две девушки
-
их соседки
-
будто бы стали еще лучше. Несколько молодых парней прекратили метаться в бреду. Уже не так полыхали в жару и остальные, кого Ивор напоил отваром, да и новые гнойники у них не появлялись.
Лишь теперь обережник почувствовал, какой груз свалился, наконец, с плеч. Хоть кого
-
то спасет!
Наутро, взяв холщовый мешок и легкий топорик, мужчина отправился в лес. Сил не было, зато душа пела. Трав оставалось немного, но можно бросить в отвар побольше коры.
В лесу колдун без жалости обдирал старые дубы и думал
-
наварит питья, припарок, не будет людей мазать, сил нет, обернет в сырые простыни… Должно помочь.
Что ж как из Цитадели долго не едут? Почитай, вторая седмица уже пошла. Хотя… как тут поторопишься, при такой
-
то погоде.
* * *
Сила утекала из него, словно вода из решета.
Руки
-
ноги тряслись. А мешок с корой тянул к земле, словно набит был камнями. Обережник брел к Вадимичам. Тын маячил за деревьями, но Ивор плутал и все никак не мог к нему выйти. Голова кружилась. Мужчина видел лунки своих следов, видел впереди деревенский частокол и закрытые ворота…
Холодная морось сыпалась с неба на пылающее лицо. Зудело под одеждой немытое тело, и Ивор знал: если заголится, увидит, как ползут по коже красные пятна. Лихорадка накатывала медленно, однако глупо обманываться
-
злая хворобь взялась и за Осененного. Ей всё едино и все равны.
Он снова побрел вперед
-
напролом через мокрые кусты. Запутался ногами в ветках, чуть не упал, но теперь крыши Вадимичских изб вдруг замаячили справа. Да что же за напасть? Как леший водит!