Началась следующая схватка, и ее рыдания переросли в громкий рев. Она так яростно ухватилась за поддерживающие ее руки, что Сабина заметила на лице бабушки гримасу. Кейт по-прежнему сидела на полу перед Энни и, ухватившись за ее лодыжки, подталкивала вверх колени, не забывая подбадривать словами:

– Он выходит, Энни. Давай тужься. Он правда выходит. Я вижу голову. – От возбуждения голос Кейт звучал пронзительно, она с широкой улыбкой посмотрела на Энни.

Та в изнеможении привалилась к Джой.

– Не могу больше, – сказала Энни.

– Можешь, уже почти получилось, – в один голос произнесли женщины.

– Подыши часто, Энни, – попросила Кейт. – Подыши минуту. – Взглянув на мать, она тихо спросила: – Так правильно, мама?

Джой кивнула, и они вновь улыбнулись друг другу.

– Хорошо, потужься еще раз, – велела Кейт.

И тогда Энни пронзительно закричала на одной долгой, вибрирующей, сдавленной ноте, и Кейт тоже завопила, и Джой, которая по-прежнему морщилась от боли, тоже завопила, а Сабина поняла, что плачет. В тот момент, когда она подумала, что больше не вынесет, что-то как будто выскользнуло из Энни. И вот ее мать держит в руках это существо с двумя фиолетовыми ручками, поднятыми вверх, как у футбольных фанатов, и Джой, смеясь, целует Энни, а Кейт с нежностью заворачивает ребенка в полотенце и кладет молодой матери на грудь, и все трое обнимают друг друга. А Сабина продолжала наблюдать за лицом Энни, на котором отразились одновременно радость, боль, облегчение, Энни не обращала внимания на кровь, шум и Энтони Флеминга. Тот стоял в дверях, покашливая в кулак, и просил всех извинить его, но приехала «скорая».

Потом Кейт, как будто вспомнив про Сабину, протянула к ней руку, и Сабина подошла и опустилась рядом с ними на колени, глядя на это существо, испачканное кровью и завернутое в пляжное полотенце. Глядя вниз, она не видела пятен крови, намокших полотенец, трусиков, собственных испачканных брюк, а видела только два туманных глаза, глядящих на нее не мигая, с тем первобытным выражением, которое предполагает знание всех тайн мира. Крошечный мягкий ротик шептал неслышные слова, рассказывая ей все то, чего она не знала о жизни. Сабина вдруг поняла, что в жизни не видела ничего более красивого.

– Маленькая девочка, – с мокрыми от слез глазами сообщила Кейт, стискивая плечи дочери.

– Она само совершенство, – сказала Сабина, осторожно протягивая к ней руку.

– Моя крошка… – изумленно поглядела на ребенка Энни. – Малышка моя!

И вдруг она разразилась неудержимыми рыданиями, сотрясающими все ее тело, давая выход давно сдерживаемой печали. Кейт пришлось даже на время забрать у нее ребенка, чтобы оградить от этой боли. Джой, подавшись вперед, прижала к себе голову Энни и заплакала.

– Я знаю, знаю. – И потом, когда Энни в конце концов успокоилась, Джой прошептала ей слова, которые Сабина с трудом различила из-за восклицаний входящих людей: – Теперь все хорошо, Энни. Все хорошо. Все закончилось.

А затем Кейт, у которой тряслись руки, помогла Сабине подняться с пола, и, обнявшись, они молча вышли во двор, где под вращающейся мигалкой с голубым светом санитары в светящихся униформах, с шипящими рациями в руках выгружали из машины носилки.

Вжизни остается немного настоящих сюрпризов, говаривала миссис X., и одним из них наверняка было рождение ее внучки. Она повторяла это много раз, многим людям, но каждый раз ее глаза наполнялись слезами благодарности. Рождение маленькой Ройзин Коннолли было хорошей новостью, а хорошие новости можно повторять часто.

Патрик вернулся к Энни в день рождения ребенка. Глубоко потрясенный и очень обрадованный появлением дочери, он испытывал большое облегчение оттого, что наконец-то получил объяснение странного поведения жены за прошедшие несколько месяцев. Врачи сказали, что Энни, так и не примирившаяся со смертью первого ребенка, из-за новой беременности пришла в неуравновешенное состояние, в результате чего стала игнорировать ее и отдалилась от окружающих. Очевидно, эта реакция была не такой уж необычной. Несмотря на все это, миссис X., похоже, была сильно смущена тем, что не догадалась о беременности собственной дочери, и винила себя в драматическом появлении на свет Ройзин. Однако Мак, Том и все прочие просили ее не сходить с ума. Позже Энни говорила, что уж если ей удалось держать это втайне от мужа, то мать и подавно не могла догадаться. Миссис Х. немного успокоилась, но после часто можно было заметить, как она изучает талии местных женщин, в надежде быть первой в распознавании беременности, и несколько раз на нее обижались за бестактные вопросы.

Энни провела в госпитале несколько недель – во-первых, для того, чтобы составить Ройзин компанию, поскольку девочка родилась на месяц с небольшим раньше срока и ее поместили в инкубатор, а во-вторых, чтобы под присмотром медицинских светил дать себе время адаптироваться к вновь обретенной роли матери. Погоревав первое время по Найам – по общему мнению, два младенца были поразительно похожи, – Энни на удивление быстро оправилась, не проявляя признаков послеродовой депрессии, хотя врачи предупреждали о частом возникновении ее в подобных случаях. Кроме того, Энни прошла курс психотерапии, хотя миссис X. сказала, что лучшая психотерапия для нее – это держать на руках малышку и чтобы рядом был муж. Теперь Энни даже говорила про Найам, рассказывая, как похожи они с Ройзин при кормлении и как несхожи по форме крошечных ногтей или цвету волос. Иногда Энни отчитывала приходящих родственников, когда те начинали плакать, если она это рассказывала, говоря, что не хочет, чтобы Ройзин росла в тени Найам.

Сабина навещала ее несколько раз и осторожно держала на руках крошечного ребенка, восхищаясь тем, как быстро существо с красным приплюснутым личиком превратилось во что-то подвижное, розовое и душистое. Правда, она сказала Энни, что не хочет собственного ребенка. Если и захочет, то не раньше, чем удастся заставить парня иметь детей. В ответ на это Энни рассмеялась. Как и предсказывала Джой, она удивительно быстро позабыла о боли и крови. Теперь Энни часто смеялась, озорно сверкая глазами, когда поддразнивала Сабину по поводу Бобби Макэндрю. А какой радостью сияли ее глаза, когда маленькая дочка делала что-то примечательное, например махала ручонкой с растопыренными пальцами или чихала. Про себя Сабина считала, что Ройзин пока не очень похожа на человека, но вслух этого не говорила. Еще раньше Энни попросила ее быть крестной матерью, и даже Сабина понимала, что такого крестные не говорят.

Патрик, почти неотлучно находившийся в больнице и надоедавший всем, как с улыбкой говорили медсестры, сидел и смотрел на дочь. Его большое лицо освещалось радостью, руки не метались больше, чтобы погладить жену, а чаще всего уютно переплетались с ее руками. Миссис Х. говорила, что он уже несколько недель не работает, но, с другой стороны, иметь все сразу невозможно.

Приехав домой, Патрик со слезами благодарил Сабину, Джой и Кейт. Сабине даже стало немного неловко за него, но Кейт его обняла, тоже плача и повторяя, что она так счастлива, так счастлива, словно это она сама родила ребенка. Ребенок, как сказала Джой Сабине, сама еще пребывая в волнении, – это величайший дар для человека. Когда-нибудь внучка это поймет. Сабина подумала про себя, что она, возможно, уже поняла. Ей никогда не доводилось видеть ничего похожего на выражение лица Энни, когда та увидела свою новорожденную дочь, – эту смесь радости, страдания и облегчения. Мысли об этом будили в ней какие-то чувства, но она не хотела ни с кем ими делиться.