Подарки казались такими странными, такими преждевременными, что она позвонила этому мужчине, надеясь уговорить его остановиться. Он сменил номер телефона. Она не смогла его разыскать. И он не остановился. Он прислал ей новый холодильник, набитый бутылками дорогого шабли. Прислал непомерно широкую кровать. За ней последовал проигрыватель компакт-дисков и куча дисков в придачу. И это было далеко не все. Дошло до того, что женщина оттягивала возвращение по вечерам домой, не зная, что ее ждет. Подарки тем временем прибывали ежедневно. И в таком изобилии, что их просто физически невозможно стало отправлять назад. К тому же женщине некуда было девать все это добро: она жила в небольшой квартире. Была привезена собака. За ней появился мотоцикл. К тому моменту женщина уже позвонила в полицию. Там, однако, к ее жалобе не отнеслись всерьез: дарить подарки, дескать, не преступление, вряд ли это можно считать нарушением общественного порядка. Однако для женщины щедрость мужчины была хуже воровства. Она сходила с ума от страха. Вторжение в ее жизнь всех этих нежеланных презентов казалось ей проявлением самой лютой злобы. Драгоценные украшения, финская сауна в контейнере, новехонький автомобиль… У нее началась бессонница. Она лежала по ночам не смыкая глаз и ждала, что вот-вот позвонят в дверь и вручат ей очередное подношение. Это ведь действительно происходило чуть ли не каждый день. Она потеряла аппетит, впала в депрессию. Но где же был мужчина? Скрывался и неумолимо продолжал осыпать подарками свою жертву. Теперь она его ненавидела. Этот яростный шквал дорогих вещей свидетельствовал, что он задумал отправить ее в сумасшедший дом.

Она обратилась к психиатру. После нескольких визитов тот просто посоветовал ей уехать. Она так и поступила, нашла новую работу, переселилась в другое место и затаилась. Вся ее жизнь пошла наперекосяк из-за какой-то случайной встречи, почти рухнула, не выдержав груза этих подарков.

«Я так и не выяснила, что с ней сталось потом», — сказала моя знакомая, когда я начал ее выспрашивать. А это было как раз то, что хотелось бы узнать. Вопросы, остававшиеся без ответов, всегда заставляли меня подозревать, что я имею дело с вымыслом, — вникнешь поглубже, а там пустота. Может, этой женщины вообще не существовало, может, и никакой истории не было. И суть не только в упорстве мужчины. Вправду ли женщина едва не свихнулась из-за его подарков?

При слове «история» я привычно улыбаюсь. Что такое все эти истории? Просто истории. Довольно правдоподобные. Использующие не слишком изобретательные выдумки в качестве шатких подпорок для смутной идеи. Задайте побольше вопросов — и все рассыплется.

Я ждал сценария — стало быть, не мог работать. Потом, когда сценарий наконец прибыл, я не мог работать, потому что читал его. Он назывался «Таинственный мужчина». Отвратительное название; мне хотелось его заменить. Это оказалась любовная история. Любовники были англичанами, у главного героя имелся друг, названный в сценарии Писателем (без имени). Друг предоставил свое жилье герою, чтобы тому было где встречаться с возлюбленной. Таким образом, ключевой фигурой следовало считать меня: от меня зависело развитие действия. Я как бы выступал в качестве повествователя.

Большая часть моих реплик пришлась на первые страницы текста:

Писатель. Счастливчик ты. Пари держу, она красотка.

Джек. Ей всего двадцать.

Я готов был поверить: этот не слишком юный англичанин вполне мог обрести счастье в объятиях мечтательной двадцатилетней особы, даже если счастье не обещало быть долговечным. Но вот с Эллисон (так героиня звалась в сценарии) не все было понятным. Истории недоставало некоторого цинизма, себялюбия, каких-то хитрых ходов.

Джек. Ты не хочешь ее увидеть?

Писатель. Отнюдь — как ни странно это может показаться.

«Неправильно» — нацарапал я на полях. Американец не скажет: «Отнюдь — как ни странно это может показаться». Это английский стиль. Несколько высокопарная надменность, привычка говорить веско, присущая образованным англичанам. Если вы их знаете, то сообразите, что это невыносимо претенциозно, если же нет, фраза вас просто озадачит. Или даже прозвучит слегка угрожающе.

Диалогов на мою долю пришлось немного; текст пестрел детскими орфографическими ошибками («ноженцы» вместо ножниц, «росторопность»), Я расхаживал по своей квартире в Челси (достовернее, по-моему, было бы в Баттерси или Излингтоне), показывал приятелю технические новинки — кофеварку, джакузи, подключенный к кабелю телевизор, видеокамеру, прочие предметы, которым позже придется фигурировать по ходу действия. Я их не описывал. Только демонстрировал, как они работают. Сыграть это было бы нетрудно.

Но по карману ли американскому писателю иметь такие вещи в Лондоне? На полях сценария я перечислил все, чем сам в действительности владею: газонокосилку, исправный самовар и заводной патефон, с помощью которого можно послушать, как семидесятивосьмилетний Хейфец играет «Ларго» Генделя.

Закончив чтение, я быстро пролистал сценарий от начала до конца и убедился, что своими замечаниями исчеркал множество страниц. Текст теперь походил на один из моих собственных черновиков. Мне захотелось обсудить внесенные изменения. Но тут я вдруг вспомнил: сценарий мне прислали только для того, чтобы решить, возьмусь ли я за роль Писателя. Питер искал не мастера для отделки текста, а всего лишь актера, который произнесет свои реплики, пойдет, куда скажут, будет подчиняться любым указаниям. В стремлении все объяснить я без толку набирал номер Эриел; без толку — потому что тут же бросал трубку на рычаг, не дождавшись гудка. Конечно же, они мне обязательно позвонят. Не нужен им никакой актер, им нужен писатель.

На следующий день я перечитывал сценарий и, вместо того чтобы работать над книгой о Китае, разучивал роль Писателя. Она была невелика, но существенна. Я написал заново несколько реплик, американизировав их. Это пошло им на пользу. Я не проявил излишней бесцеремонности. Авторы должны были быть только благодарны мне за поправки. Я стал проглядывать свои китайские записи, одновременно прислушиваясь, не зазвонит ли телефон. Я ждал звонка Эриел. Звонка не последовало.

На приеме, устроенном Би-би-си, несколько человек поинтересовались, над чем я работаю. Я не работал. Уже неделю не занимался книгой. Я заметил, что завсегдатаи вечеринок, все эти продюсеры Би-би-си и редакторы, определенные слова и фразы произносят на американский лад, коверкают свой английский, выговаривая слова с американским акцентом. Маленький лысый еврей по фамилии Мейер, с усами, мокрыми от вина, пытался завладеть вниманием Алисон именно с помощью этих языковых штучек, подбирая для каждой фразы другой акцент, как человек, владеющий разными наречиями. Такую глоссолалию[83]в Англии можно услышать от некоторых людей в состоянии нервного возбуждения. He игра, а только прикидка, набросок.

Я отвернулся от них и дал прикурить какой-то женщине.