Говори, сказала я себе, мой язык извивался вокруг слов, которые я хотела сказать, но не могла их произнести.

— Ты в порядке, моя дорогая? — Рамон протянул руку, чтобы дотронуться до меня, и я отпрянула назад, обнажив зубы. — Прости меня. — Он уронил руку на бок, в его глазах застыла печаль.

— Ты запер меня, — прорычала я, наконец-то вымолвив это предложение.

— Только чтобы защитить тебя, — серьезно ответил он. — Я больше не буду этого делать.

Я сжала губы, когда он отступил назад, протягивая руку, чтобы я могла выйти.

— Я хочу увидеть Николи, — сказала я ему, глядя ему прямо в глаза.

— Любимая…

— Я хочу увидеть его. Сейчас, — настаивала я, мое сердце колотилось в груди.

— Разве я не могу сначала побыть с тобой? — почти умолял он, и груз вины навалился на мою грудь из-за его разбитого выражения лица.

Я пожевала губу. — Почему он не может прийти сюда? Я посмотрю на фотографии, я посмотрю в лицо своему прошлому, но я хочу, чтобы он был здесь, пока я это делаю.

— Ты очень многого требуешь от человека, который однажды встал перед тобой на одно колено. Который предложил тебе жизнь на его стороне. Я не ожидал, что другой мужчина войдет в это соглашение, когда ты согласилась быть моей всегда и навсегда, — сказал он, достаточно твердо, чтобы я могла понять, что ему больно.

— Я не помню такого соглашения, — вздохнула я, жар прокатился по моей шее. — Мне жаль, если это расстраивает…

— Расстраивает? — возразил он, его глаза вспыхнули от эмоций. — Это разбивает мое гребаное сердце.

Я сглотнула, выходя в коридор, мои пальцы сжались в ладони, а ногти впились в кожу. — Я не хочу делать тебе больно…

— Ты делаешь мне больно, ты уничтожаешь меня, Саша.

— Уинтер, — поправила я, и его лицо исказилось.

— Нет, — прорычал он. — Ты моя Саша. После месяцев страданий, мыслей о самом худшем, страха, что ты мертва, и теперь… теперь я наконец нашел тебя снова и вижу твое тело, изуродованное всеми этими шрамами, а ты даже не позволяешь мне обнять тебя, и это разбивает меня, дорогая, это разрушает меня.

— Я… — я покачала головой, мое сердце заколотилось от его слов, пока я пыталась найти, что сказать.

— Пожалуйста, — умолял он, протягивая мне руку. Он взял мою руку, и я боролась с желанием вырвать ее из его хватки, пока он смотрел на меня так, словно мир начинался и заканчивался на мне. — Дай мне день или два, разве я не заслужил столько?

— Рамон… — я отвернулась от него, осторожно высвобождая руку. — Я буду исследовать свою прежнюю жизнь с тобой, но мое сердце больше не принадлежит тебе. Мне жаль.

— Нет, — шипел он. — Это нечестно. Ты будешь любить меня, когда вспомнишь. Обязательно, Саша.

— Это не мое имя, — сказала я, мое сердце начало выбивать дикую мелодию. — Я знаю, это тяжело слышать, но я должна быть честной с тобой.

— Ты не знаешь себя, — настаивал он, расстегивая пуговицу на горле, когда его мышцы напряглись. — Я заслуживаю шанса. Я потратил годы, любя и заботясь о тебе, я могу снова завоевать твое сердце.

— Я знаю, кто я, — пылко сказала я, но даже я услышала сомнение в своем тоне. Оставалось еще так много вопросов без ответов. Как я могла стать цельной личностью, если я даже не знала, какое у меня было детство, кто мои родители, училась ли я в колледже или имела работу?

— Ты знаешь, кто ты сейчас, дорогая, но ты не знаешь, кем ты была. А это не менее важно. Поэтому, пожалуйста, предоставь мне возможность показать тебе это. Я приглашу лучшего психотерапевта в мире и помогу тебе вернуть воспоминания, — подтолкнул он, и я почувствовала, как моя решимость ломается.

— Мне это не нужно. Я останусь здесь на день, — предложила я ему.

— На неделю, — возразил он, и я начала качать головой. Он вздохнул. — Спускайся вниз, ты, должно быть, проголодалась, вчера вечером ты не притронулась ни к одной из своих блюд. Горничная приготовит любой завтрак, какой ты захочешь.

В животе у меня было мучительно пусто, но я еще не закончила этот разговор. Похоже, у Рамона были другие идеи, так как он оставил меня в огромной кухне с темно-красными акцентами и барной стойкой из красного дерева. Горничная приготовила мне яичницу с тостами, и я сидела одна, пока ела. Огромный дом, казалось, отдавался эхом тысячи воспоминаний, которые я не могла уловить. От этого я чувствовала себя одинокой как никогда.

Когда я закончила есть, я ожидала, что Рамон снова появится, но он не появился. Поэтому я исследовала огромный дом, переходя из комнаты в комнату и рассматривая наши фотографии на стенах. В основном это были фотографии дня нашей свадьбы, но были и фотографии во время отпуска. Мы были в Риме, Венеции, Париже, Лондоне. Было так странно видеть себя стоящей перед достопримечательностями, которые я узнавала, но не могла вспомнить время, проведенное там. Когда я прошла через огромный вестибюль и взглянула на изогнутую дубовую лестницу, ведущую на второй этаж, в моей голове промелькнуло какое-то воспоминание, как я, спотыкаясь, спускалась по этой самой лестнице, мужские руки обхватили меня, тяжелое дыхание доносилось до моего уха. Сигареты. Дюк. И мой муж в отчаянии кричит «Саша!».

Я вздрогнула от страха, который закрался в меня, когда воспоминания снова ускользнули. Позади меня открылась дверь, и я вскочила в тревоге, повернувшись и отступив назад, обнаружив Рамона, проходящего через дверь с жилистым мужчиной со стрижкой и докторской сумкой под мышкой.

— Это доктор Экхарт, — объяснил Рамон. — Он осмотрит тебя в твоей комнате.

Я попыталась заговорить в присутствии незнакомца, и мой голос в итоге прозвучал сдавленно. — Я встречалась с доктором у Ромеро.

— Побалуй меня, дорогая, я хочу сам убедиться, что с тобой все в порядке, — сказал Рамон без обиняков, направляя нас наверх, и я стиснула зубы, направляясь туда.

Когда я добралась до своей комнаты, Рамон оставил меня с Экхартом, и у меня на коже выступили мурашки, когда он оглядел меня с ног до головы, как животное, которого собираются зарезать. Мой голос упал в живот, и я полностью потеряла контроль над ним.

— Раздевайся и ложись на кровать, — скомандовал Экхарт, и я повернулась к нему спиной, выполняя его просьбу, раздевшись до нижнего белья и опустившись на кровать. Он осмотрел мои шрамы холодными руками и хрюкнул пару слов в знак того, что я в порядке. Затем он достал из сумки шприц, и я