И это удивительным образом отличалось от двух недавних смертей его друзей, при которых он присутствовал. Эдуард Уэйнрайт и Наджакмал прожили долгие достойные жизни и приняли смерть даже с некоторым удовлетворением.

И оба постарались его убедить в том, что совершенно необходимо принести камень сюда и оставить здесь. И оба предупреждали, что камень этого не захочет.

Только сейчас, оказавшись у входа в пещеру, Оуэн понял, как сильно сопротивляется камень. Последнюю половину мили Оуэну пришлось преодолевать мощную силу, подобную земному тяготению, а в его сознании звучало то ли предупреждение о смертельной опасности, то ли отчаянная горечь.

— Здесь мы немного подождем, — сказал Оуэн. — Если кто-то нас преследует, мы его заметим прежде, чем он увидит нас.

Вход в пещеру был косой щелью в каменной стене, частично скрытой зарослями колючего кустарника. Оуэн взял Марту за локоть и отвел ее в сторону, за деревья, где было сухо и откуда они могли незаметно наблюдать за склоном. Они стояли, тяжело дыша после подъема и вглядываясь в сумрак.

У них за спиной вздымалась наклонная каменная стена. Слева, по пустошам, медленно перемещались лучи солнца, высвечивающие вереск и папоротник. Справа туннель уходил в темноту. Поначалу он был достаточно широким, так что они могли пройти по нему вдвоем, но Оуэн знал, что потом коридор сужается.

Он ждал, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Постепенно он уже мог различить старые гнезда ласточек. Из одного вылетел вьюрок — красочное пятнышко в полумраке. Наконец, когда Оуэн понял, что никто больше не появится и у него не остается причин для задержки, он поступил как в детстве, когда блуждал по этим пещерам; вспомнил бабушку и ее заботу о голубом живом камне.

Он очень хорошо помнил то время, когда бабушка начала показывать своему внуку-подростку нрав живого камня. Одним теплым осенним вечером, когда груды красно-коричневых листьев горели в садах и для вечернего пирога варилось варенье из крыжовника, бабушка отвела его в тихую комнату, находившуюся в северной части дома, и показала, что можно сделать со свечами, чтобы свет исходил из глазниц черепа.

Он практиковался под ее руководством до тех пор, пока не овладел этим умением, радуясь, что может провести столько времени в ее обществе. В конце он едва не направил голубой луч света на бабушку, но она подняла руку и остановила его, заявив, что ее вполне устраивают ее серебристые волосы и она не хочет, чтобы они вновь стали черными. Он решил, что она шутит, и опустил череп, а сам поднял вверх две свечи, озарившие ее лицо. Оно было красивым и умиротворенным.

Позднее, этим же вечером, она описала ему пещеры и рассказала, как найти храм земли. Она не просила Оуэна туда отправиться, лишь объяснила, как их найти. Бабушка считала, что он должен обязательно там побывать, несмотря на свой страх перед замкнутым пространством.

Однако его страх был куда более сильным, чем думала бабушка. Он не пошел в пещеры той осенью, а дождался весны и так и не сумел рассказать ей о той красоте, которую там нашел, — бабушка уже умерла.

В качестве подарка ей он отправился в лабиринт туннелей, а чтобы защититься от страха, прихватил с собой воспоминание о ее прекрасном и мудром лице, озаренном золотым светом свечей.

Лишившись поддержки, которую давал ему голубой камень, он вновь обратился к тому воспоминанию, хотя сейчас это было сложнее, поскольку ее лицо сливалось с лицом Наджакмал. Так или иначе, но он использовал их облик в качестве якоря своего мужества, когда закреплял конец шерстяной нити, чтобы сохранить надежду найти обратный путь к свету.

Марта находилась рядом, наблюдая, как он тщательно завязывает узел вокруг выступа, чтобы кончик не оторвался. Как и все беременные женщины, она держала руку на своем округлившемся животе.

— Если хочешь, можешь остаться здесь, я постараюсь вернуться как можно быстрее.

— Я бы с радостью согласилась, но не могу нарушить обещание, которое дала отцу. Мне необходимо увидеть место, где будет лежать живой камень, — мрачно сказала она. — Мы, ходящие по древним путям, должны подчиняться своей судьбе.

Она была мужественной, как его бабушка. Когда они повернули в темноту, Оуэн заметил, как последнее пятнышко света исчезло с ее щек и резче обозначились морщины вокруг глаз.

Он быстро и целомудренно обнял Марту.

— Это стоит увидеть, — сказал он. — Первая часть путешествия достаточно проста, представь себе, что ты идешь по коридорам своего дома без свечи.

Путь оказался не таким трудным, каким рисовали его детские воспоминания, но ему совсем не хотелось повторять его еще раз.

Наконец они оказались бок о бок на плоском участке земли, потолок терялся где-то в вышине, руки больше не касались стен. Со всех сторон их окружал шум падающей воды, казалось, они попали внутрь водопада.

— Здесь мы можем зажечь свечу и лампу, — сказал Оуэн, а потом, как ребенок, обожающий тайны, добавил: — Ты закроешь глаза?

Он захватил с собой кремень и трут. Даже на того, кто уже видел это зрелище, оно производило ошеломляющее впечатление. Оуэну пришлось напомнить себе, что нужно зажечь лампу и поднять ее над головой. Только после этого он с неожиданным смущением сказал:

— Если ты не против, то можешь открыть глаза.

— О Седрик…

Ради такого зрелища стоило вытерпеть темноту, холод и страх. Марта даже на миг забыла о том, что они должны были прийти сюда втроем. Когда спутница повернулась к Оуэну, он увидел в ее глазах открывшуюся душу.

Он подошел к ней и вновь обнял одной рукой, как это делал Фернандес.

— Не нужно ничего говорить. Достаточно смотреть и запоминать, чтобы и после того, как сменятся поколения, люди знали, что трудный путь до храма земли стоит проделать. — Он передал ей лампу, оставив себе свечу. — Если ты подождешь здесь, я положу живой камень на предназначенное ему место.

— Мне бы следовало пойти с тобой…

— Нет. — На короткое мгновение боль сжала его сердце. — Я должен проделать это сам.

Он зажег еще четыре свечи и поставил их на козырек над входом, чтобы Марта не оставалась в темноте, а потом прошел на восток двадцать шагов, после чего перебрался через реку по камням, опасаясь, что они могут перевернуться под его ногами. Однако они стояли надежно. Снова свернув на запад, он зашагал вдоль берега реки к ошеломляющему своей красотой водопаду.

Пойманная слабым светом лампы вода, словно жидкое золото, низвергалась в широкий каменный плавильный тигель, где на воде белой скалы золото превращалось в ртуть.

Бабушка описывала это место, назвав его колодцем живой воды, и он не сумел придумать лучших слов.

Пристроив лампу на колене, Оуэн, не обращая внимания на брызги, присел на край и вытащил живой камень из сумки, с которой пропутешествовал через половину мира.

Камень отдыхал под его руками, теперь, когда конец был близок, он молчал. Оуэн ощущал его горечь как тяжесть на сердце. Потом он опустился на колени на холодном полу пещеры.